О том, что в 1856 году, после заключения Парижского мира, ему пришлось оставить министерство иностранных дел, он думал уже давно. Когда Кастельбажак[1216] завел с ним в 1851 году беседу о saints lieux[1217], он попросил его оставить этот вопрос еще лет на пять; чтобы им мог заняться кто-то другой. По крайней мере, мне так рассказывал Фурье.
Русские канцлеры Бестужев[1218] и Нессельроде — два антипода!
Первый — человек интриг и лжи, о котором говорят, что он заикался, чтобы его не понимали, что он играл глуховатого, чтобы в дальнейшем иметь возможность все опровергнуть, что он намеренно делал дипломатические записи самостоятельно и непонятно, чтобы они затем, после возвращения как нечитаемые, могли быть изменены в соответствии с изменившимся политическим положением, и что после своей отставки он вдруг стал отлично говорить, слышать и писать. В противоположность этому настоящему русскому — немецкий государственный деятель, представитель идеальной политики ума, в центре которой стоял царь Николай I как диктатор. Лишь великое может сиять какое-то время, но на поле битвы земных интересов существовать само по себе не может.
С.-Петербург, 10 мая 1862
Большое спасибо за письмо от 4-го с<его> м<есяца>. О том, что Прогресс[1219] состоит из плохих элементов, я думаю также; также мне неясно, имеет ли она правительственные и административные способности. Но нельзя забывать, что с 1848 года партия многому научилась, она уже не суматошная, сделала выводы, в то время как другие, возможно, отступили перед 1848 годом и Мантейффелем. Кто знает, не появятся ли при таких изменениях политические руководители также и в «Прогрессе». Или ты видишь здесь лишь абстрактные мысли, отсутствие понимания развития вещей, буквоедство? Бисмарк считает немецкий народ политически незрелым, который нужно принудить к единству.
Гольц очень приятный; мы много вместе. Он рассказывает интересные истории о своем предыдущем посте и о своем недавнем пребывании в Берлине. Неделю назад он объяснился мне в том, что хотел бы оставить меня здесь в качестве первого. Я не обратил на это внимание. Кто знает, как теперь пойдут дела. В январе Вильгельм I решительно думал об отречении, по крайней мере, в течение нескольких месяцев; потом должен был бы править кронпринц и подписать среди прочего законы о министерской ответственности, которые король отказывался принимать. Августа[1220] была против исполнения этих планов; в качестве доводов было то, что по состоянию здоровья отречение не требуется, что оно было бы немотивированным, а из-за этого стало бы опасным. Тогда эти слухи дошли и сюда; история мне казалась сомнительной. Теперь же Гольц подтвердил это. Королева — сущий огонь и пламя по отношению к Бернсторфу, Роону