Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862 (Шлёцер) - страница 44

, Гроебена[397], Бонина[398] и Лоэна[399]. Но они все оказались в Красном Селе, в лагере, и я отправился к Фелейзенам, с которыми мы прогуливались вечером по прекрасному парку. Темные ели, белые березы, бегущая и журчащая повсюду вода, а вдалеке — море, это было по-итальянски красиво.

Железная дорога работает великолепно. В прошлую субботу и воскресенье вечером собралась такая толпа, что в Петербург поезда ходили до 3 часов ночи.

В следующее воскресенье — крещение невесты[400]. С нетерпением ожидают имя, которое она получит. Kaikilia[401]? «Ni sublime, ni correct[402]», сказал мне один русский. Pawlowna или Feodorowna? Собственно говоря, она должна именоваться по своему отцу Леопольду[403] «Leopoldowna». Но этого не перенесет русское ухо, поэтому — как принято — почивший в Бозе Леопольд будет переименован в Павла или Фридриха[404]. При переезде из Петергофа в Петербург 15 августа с<тарого> с<тиля>[405] будет использована уже новая железная дорога[406]. От железнодорожного вокзала процессия двинется вдоль Обводного канала на Царскосельский проспект, через Владимирскую улицу и Невский проспект к Зимнему дворцу. Игнатьев[407] «сообразно с этим посчитал необходимым, уведомить накануне жителей столицы, главным образом, домовладельцев по указанному маршруту, чтобы они не преминули использовать эту возможность выразить свое верноподданническое участие организацией подобающего праздничного освещения и украшениями» (Петербургская газета, № 163)[408], а Шувалов[409], замечательный во всех отношениях человек, недавно рассказал нам в Английском «Klubbe» — так, как известно, произносит это слово каждый настоящий петербуржец — что он указывал различным домовладельцам, где были бы уместны русские, а где — баденские цвета. В этот день, наконец, весь гвардейский корпус покинет лагерь, чтобы по принятому в этой стране обычаю, стать шпалерами[410], дело, таким образом, пройдет определенно хорошо.

Пожилой Санкт-Гроебен[411], император и Константин[412] то и дело сжимают друг друга в объятьях. В понедельник за обедом в лагере Гроебен выпил за благоденствие России со словами: «Это Россия, которую любим мы, пруссаки!», на что офицеры триумфально пронесли старика на руках. На следующий день шефы полков дали ему обед, на котором он вновь имел случай выразить с известным ораторским талантом свой горячий патриотический восторг: «Да, мои господа, мы все очень хорошо знаем в Пруссии, что в 1813 году нас спасла Россия!» Счастье, что Красное Село расположено довольно далеко от бюро «Фоссишен»