или «Националь-Цайтунг»
[414]. Об ораторском таланте Гроебена Кларендон
[415] весной 1855 г., как известно, сказал: «Pour expliquer une chose inexplicable, on nous envoit un homme, qui ne sait pas s’expliquer
[416]».
Обо всех этих историях я пишу только вам и, возможно, еще своему шефу; а больше никому, хотя здешние дипломаты за распространение (этих историй — В.Д.) уже взяты под опеку.
Фамильные связи Русского двора с юго-западной Германией — Штутгартом[417], Дармштадтом[418], Карлсруэ[419] — могли бы побудить к размышлению, особенно если посмотреть на одновременное любовное сватание Наполеона к старому Рейнскому Союзу[420].
Предъявителем этого письма будет профессор Хейфельдер[421], уроженец Кюстрина, врач, долгое время профессор в Эрлангене, затем лейб-врач князя Гогенцоллерна, затем, в годы Крымской войны, шеф медицинской службы при финляндской армии, вследствие этого, близкий личный друг генерала Берга, друг Лёвенштерна и хорошо знакомый всей здешней прусской дипломатической миссии, сейчас прикомандированный императорскому военному министерству, читает в здешнем большом военном госпитале[422] лекции, очень хорошо знает петербургскую обстановку — достаточно, это все, чтобы сориентировать тебя, мой дорогой Шлёцер, если ты самым приветливым образом позаботишься о нем.
Ст. Петербург, 21 / 9 августа 1857
В прошлое воскресенье, в 8 часов утра, весь Corps sacré[423] дипломатов со своими секретарями посольств, атташе, егерями и слугами отправился на пароходе в Петергоф. Высшим особам казалось совершенно странным то, что они должны были так рано проснуться, и что они должны были подвергнуть себя свежему утреннему ветерку. Вместе с нами отправилось два церемониймейстера. На причале нас ожидали десять вместительных императорских экипажей, которые отвезли нас в прелестно расположенный так называемый «Английский дворец»[424]. Там по-императорски (нас — В.Д.) потчевали завтраком, а затем мы предприняли прогулку по красивому парку. Около 12 часов господа вернулись в свои покои — весь огромный дворец был отдан в наше расположение — и только после этого стали распаковываться расшитые золотом красные, синие, зеленые мундиры, звезды, шпаги и треугольные шляпы. Несколько зеркал были дополнительно вверены мне, от чего некоторые посланники бросили такие пронизывающие взгляды, что почти все серебряное покрытие, находящееся сзади, расплавилось. В 12 часов вновь стали подъезжать кареты; ведомая императорскими наездниками, процессия перешла на медленный шаг по направлению к Дворцу Петра Великого