Сын Петра Мейендорфа[652] отправляется в ближайшие дни в Берлин как атташе.
Петербург, 14 / 2 декабря 1858
Я весьма сейчас занят, поскольку Вертерн находится все еще в Литве, стреляет зубров, охота на которых была позволена ему самим императором. Без Высочайшего позволения ни один зубр не может быть убит, поскольку численность этих редких животных неуклонно сокращается. То, что Вертерна здесь нет, дает мне, с другой стороны, много интересного и приятного, настолько, что я — вплоть до многочисленных нот — совершенно не жалею о его отсутствии, напротив, желаю, чтобы он совершенно не возвращался. Но revirement diplomatique[653] должен сейчас совершенно успокоиться в Берлине, это дело будет урегулировано лишь к весне. А до этого мой шеф останется все это время здесь.
Бедная императрица-мать вот уже более недели настолько серьезно больна, что она даже может умереть.
В воскресенье Нессельроде, Штиглиц, Эверс, Пален, Ферзен, Хитрово откушали у нас квашеную капусту, которая привела в восторг старого канцлера. Эверс очень счастлив с мадам Лабиенски[654]. Правда, Петр Мейендорф, принимая ее во внимание, сожалел недавно о том, что не имеет власть индийский обычай сжигания вдовы, на что один из присутствующих воскликнул: «Quel rôti![655]» Бедняжка же страшно полненькая.
Петербург, 4 февраля / 23 января 1859
Из газет Вы узнаете, что мой шеф должен (отправляться — В.Д.) в Вену. Он, было, совершенно отказался от этой мысли, да и в Берлине об этом более не думали. Пурталес[656] был уже точно определен в Вену. Но тут скончался Хатцфельд[657], теперь Пурталес хочет в Париж, а в Вену теперь и найти некого, кроме как моего шефа. Он отправляется самое позднее через четырнадцать дней вместе со своей женой и ребенком; далее нашему теплому домашнему очагу придет конец. Предположительно, скоро приедет Бисмарк, будет тут дым коромыслом[658]. Сразу после его прибытия Вертерн отправляется в Афины в должности министра-резидента.
Вся эта суматоха для меня очень странна. Шесть недель назад мой шеф, будучи твердо уверенным в том, что он остается здесь, ходатайствовал лично перед Шлейницем о моем назначении на должность советника и первого секретаря посольства после предстоящего отъезда Вертерна. Теперь же он хочет забрать меня с собой в Вену. Но он не может теперь действовать в таком русле, поскольку все время, особенно последние шесть недель, считал, что я на своем месте именно здесь. Ответ на письмо на имя Шлейница еще не последовал. Таким образом, я и не знаю, что в итоге из меня получится. Дальнейшее пребывание здесь было бы для меня отвратительным, даже если бы Бисмарк и был приятным шефом, а я стал советником посольства. С меня уже достаточно Невы!