Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862 (Шлёцер) - страница 77

Посмотрим!

Петербург, 24 / 12 марта 1859

Вчера с Магнусом (Виктор Магнус толстяк здесь уже четырнадцать дней), Томсоном, Бонаром и К° были определены предварительные условия трехпроцентной ссуды двенадцати миллионов фунтов стерлингов, около семидесяти двух миллионов рублей серебром. За этой ссудой стоят Морни и Луи Наполеон. С Барингом договориться было нельзя. Штиглиц остался в стороне от этой ссуды.

Для решения итальянского вопроса, кажется, должен быть созван конгресс. Он призван вылечить хроническую болезнь Европы. Тем не менее, в отношении обоих тезисов я ставлю большой вопросительный знак. Инициатива конгресса исходит отсюда, Горчаков пошел навстречу французской идеологии. Со вчерашнего дня Россия и Англия едины в отношении условий, которых должны придерживаться и мы. Франция медлить не будет, поскольку она идет рука об руку с Россией. Трудности, однако, чинит Австрия[668].

Здешний III-й армейский корпус, который должен был двинуться к австрийской границе, получил вчера приказ оставаться на своих квартирах во внутренних областях империи. Таким образом, свидетельство мира — по меньшей мере, пока. Война, как гроза на горизонте.

Новый шеф привезет с собой нового гусарского лейтенанта в качестве атташе[669], что меня вполне устраивает. Кроме того, ему в качестве первого секретаря, только не на постоянной основе, были предложены граф Солмс[670] и принц Крой[671]. Вертер убедительно рекомендовал ему сделать меня первым и, кроме того, предложил меня официально на должность советника посольства. Балан и Теремин, правда, сказали на это, что я прежде должен поработать первым секретарем в незначительном дипломатическом представительстве. Для зачисления на работу в министерство нет никаких оснований. Как будет угодно! Я вперед не протискиваюсь.

Ст. Петербург, 18 / 6 апреля 1859

Мой дорогой Шлёцер!

С моей работой[672], которая в виде законченной рукописи представлена в Берлине, дело идет медленно, что при других обстоятельствах навело бы на меня скуку и разозлило бы меня. Моя теперешняя жизнь такова, что я не могу думать о таких пустяках. Мой новый шеф[673] — такой человек, который не считается ни с чем, полон недоверия ко всему, связанному с Вертером, человек силы, который гонится за театральными трюками, который хочет производить сильное впечатление, который знаком со всем, не видя этого, и знает все, хотя и многого не зная. Он привык лишь к юным атташе во Франкфурте, которые при его появлении стояли по струнке и дрожали.

Весь Петербург считал наш дом одним из самых уютных — новый господин находит его для себя не очень подходящим, везде ищет квартиру, не может ничего найти, но наш дом не берет, а сам живет в душном отеле Демута. Туда должны передаваться все дела на обсуждение и подписание; при этом одна телеграмма летит вслед другой, все должно быть зашифровано. Вертерну необходимо отправляться в срок, в любом случае, его считают здесь уже вне полномочий, таким образом, весь груз — на мне, который я без промедления понес бы, поскольку я очень люблю работать и быть au courant