А теперь, моя дорогая невестка, мой персональный поклон тебе. В последнее время я не так часто думал о тебе, поскольку я из-за паши превратился в скверного типа, а в таком качестве я не мог и не отважился думать о своей невестке, которая так далеко отстоит от всего, что является ненавистью и местью, и которая кричит мне: «ты ошибаешься насчет него, он не такой». Для роли Тассо[707] у меня нет задатков; но и без этого «земля под ногами разверзлась», закончится ли когда-нибудь этот адский период.
Будьте все здравы!
Бисмарк написал своей сестре Мальвине[708] 29 июня 1859 г.:
«Еще с января в Берлине я ни разу не чувствовал себя хорошо, раздражение, климат и простуда усугубили поначалу незначительную ломоту в конечностях на целых 10 дней настолько, что мне тяжело было дышать и вздохнуть можно было только при весьма болезненных усилиях. Ревматически-гастрическинервный недуг внедрился в печень, на всем теле с ним боролись многочисленными (кровососными) банками, похожими на блюдца, ставили шпанские мушки и горчичники, пока мне удалось, после того как мне стало наполовину лучше, переубедить врачей в том, что мои нервы были ослаблены непрекращавшимися в течение 8 лет неприятностями и постоянными волнениями и дальнейшее кровопускание сделало бы меня тифозным и слабоумным... Со Шлёцером у меня обстоит все, наконец-то, хорошо после того как он сам осознал, что служба здесь при Вертере и еще со времен Рохова деградировала»[709].
13 / 1 августа 1859
Дорогой Шлёцер,
Бисмарк в Висбадене; не вернется до середины или конца октября, возможно, вообще не вернется. Здешние шарлатаны состряпали ему вместо «легкой» «адскую» мушку, которая произвела ужасное действие. Когда он уезжал, он был так плох, что его нужно было нести[710].
Крой — ах, да! Он почти ничего не умеет. Je vis pourtant dans les meilleurs relations avec son Altesse[711]. Прежде всего, теперь я работаю с радостью, поскольку я сам себе господин и особо не церемонюсь с этим маленьким принцем. Об отпуске, конечно же, думать не приходится. Недавно получил от Балана длинное дружественное письмо; не высказывая это, он повторно побуждает меня переехать в Копенгаген. Но я совершенно не думаю об этом, если только я не должен буду (это сделать — В.Д.).
Часто бываю у Мейендорфов, в баронессу я прямо-таки влюблен.
Какой счастливой ты должна была быть, моя дорогая невестка, вновь увидев во здравии своего брата после такого длинного расставания и после его индийских военных и охотничьих приключений[712]!
16 / 4 августа 1859
После ужасной весны, которую я пережил, окружившее меня спокойствие, несмотря на все дела, идет мне на пользу. Крой совершенно ничего не делает, но ни на что и не претендует. Это абсолютно здорово: на самый важный и загруженный делами пост отправлять в качестве первого секретаря самого большого болвана. И при этом я получаю из Берлина от тайных советников Теремина, Хелльвига