Петербург, 31 / 19 августа 1860
Штиглиц написал мне: «граф Нессельроде хотел бы, чтобы Вы пришли к нему сегодня вечером в 8 часов. Я предлагаю Вам поэтому отобедать у нас в 6½ часов, чтобы после стола обрадовать почетного ветерана и его окружение».
Граф Нессельроде хотел послушать о Неаполе. При случае я познакомился с его дочерью Зеебах[785], которую он сопровождает завтра вечером в Кёнигсберг, чтобы оттуда отправиться в свое имение под Ригой.
Горчаков очень деликатно попросил меня прийти к нему завтра к 11 часам: «Pour causer avec moi de Naples[786]». Дальнейшие гастрольные спектакли подобного плана я, однако, не буду совершать.
С Бисмарком все превосходно. Я уже слышал в Берлине, что он лестно отзывался обо мне на Вильгельмштрассе[787] и в лояльной форме полностью забрал все то, что он — болезненный, политически-раздраженный и, вероятно, подвергнутый влиянию определенных людей — высказывал обо мне с самого начала. Особенно его огорчало то, что я не хотел писать часами под его диктовку. Теперь же — под этой главой подведена черта. По-другому дела обстоят с политическими вопросами. Он чудовищный тип — но куда он клонит?
В Любеке я получил сообщение из Вены, что Вертер не в состоянии предпринимать хоть какие-то желаемые меры, так как год тому назад, когда Гарри Арним был вызван в Берлин, недвусмысленно заявил, что его удовлетворила бы и должность атташе. Как только уйдет Арним, он будет просить меня в секретари.
Суббота, октябрь 1860
Каждый день, то есть по ежедневному специальному приглашению, если не был приглашен по-иному, я обедаю у Бисмарка. У меня больше с ним ничего и не было. Он воплощенная политика. Все кипит в нем, тянет к деятельности, созиданию. Он стремится стать господином политической обстановки, преодолеть хаос в Берлине, только не знает пока как. Я вижу только его пути, а цель — нет. Необычный человек, кажущийся полным противоречий.
Все глупцы теперь смотрят на Варшаву[788]! Но там не случится никакой истории, также как и в Бреслау, также как и в Теплице[789]. Генерал Чальдини[790] за неделю до своей экспедиции был тайно в Шамбери у Луи, и последний разыграл перед ним настоящую комедию в отношении Папской области: «Fate, ma fate presto![791]» Сейчас здесь в ярости от Луи; Монтебелло[792] одурачен своим императорским господином. На праздновании в честь дня памяти Святого Александра Невского[793] он пришел с новостью о том, что Луи не желает вступления пьемонтцев в Папскую область — всеобщее замешательство в Сакральном корпусе[794]. У некоторых — ярость. Говорят, что российское дипломатическое представительство будет отозвано из Турина; но это только возможно, я же полагаю, что нет