Радиостанцию вполне можно было ловить на большей части территории СССР. Глушилки накрывали своим зонтом лишь крупные города. Впрочем, и сквозь них можно было кое-что услышать. Довольно скоро советский Агитпроп понял, что делать вид, будто ничего не происходит, нельзя, пора «давать отпор». Сезон «отпора» открыл первый секретарь Союза писателей СССР А. А. Сурков. Выступая на закрытии Второго съезда советских писателей в 1954 году, он сказал: «Враги нашей родины и нашей литературы не дремлют. По случаю нашего съезда из мусорной корзины истории был вытащен белоэмигрант Борис Зайцев, исторгнувший с бессильной злобой в белогвардейский микрофон свою словесную отраву».
В 50-е выходили на свободу те реэмигранты, которые угодили в тюрьмы и лагеря и там уцелели; были впущены в страну другие, проведшие несколько лет в своеобразном «карантине» в ГДР или в Праге (пример: писатели Антонин Ладинский, Дмитрий Кобяков, Юрий Софиев); внутри Советского Союза многие смогли сменить место жительства на более приемлемое. В связи с победой коммунистов в Китае СССР почувствовал себя обязанным «ликвидировать остатки русского колониализма на китайской земле», в связи с чем в 1952–1953 гг. произошла повторная уступка КВЖД (проданная было в 1935 году, эта железная дорога – вместе с Южно-Маньчжурской железной дорогой от Харбина к Порт-Артуру – вновь стала советской собственностью в августе 1945-го), что породило последнюю волну «кавежединцев».
В уже упоминавшейся книге Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» фигурируют несколько человек из этой когорты. Один из них, учитель физики Баранов, «приехавший с КВЖД, а до этого живший в Харбине, веселый, мелкокудрявый, носивший роскошную серую тройку японского шевиота». Не все возвращались в роскошном шевиоте. Упомянута и менее удачливая возвращенка, «Маруся Карась, приехавшая хотя с КВЖД, но без всяких вещей и почему-то, рассказывали, без юбки под пальто. Подала заявление, в техникуме ей выписали материю, но был только белый мадеполам, и она долго еще ходила, как невеста, зимой и летом в белоснежных платьях».
Это начало 50-х, казахстанская глушь. Уже в Москве в середине 50-х соседкой повествователя по столу в знакомом доме оказывается «седая дама с трясущейся головой в наколке со стеклярусом… прожав последние сорок лет в Париже, она по-русски говорила плохо». Чудаков вспоминает и первую лекцию (в 1955 году), прочтенную на филфаке МГУ только что вернувшимся из эмиграции профессором И. Н. Голенищевым-Кутузовым. Полагая, что он выступает