. Об этом же – донесение начальника Таврического ГЖУ в июле 1901 г.: «Вокруг Блеклова постоянно группировались лица явно неблагонадежные и когда он жил в Тульской губернии. Поэтому его высылка из Таврической губернии ничего не даст… Можно смело предположить, что переселившись в другую местность, он и там посеет такие же вредные семена как и в Таврической губернии… Единственный способ предотвратить вредную деятельность Блеклова – это было бы не допускать его до службы при земствах по статистическому отделу»
992.
Кроме того, административная высылка по факту не лишала доступа к публичному пространству. Так, начальник Одесского жандармского управления В.М. Пирамидов писал о местном журналисте: «Удаление Шкловского из Одессы могло бы быть результатным, если бы он в то же время перестал быть сотрудником помянутой газеты, а так как статьи свои он может посылать в редакцию и помещать в газете, живя где-нибудь за пределами градоначальства, то такая мера являлась бы полиативом»993.
Запрет жительства в определенных местностях вообще был во многом формальной мерой, так как контроль за нелегальным проживанием был чрезвычайно слабым, особенно в столицах. Низкой эффективностью, по мнению чинов политического сыска, отличалась и постановка под гласный надзор. Так, начальник Енисейского ГЖУ писал в мае 1903 г.: «Состоящие под гласным надзором… продолжают, несмотря на постигшее наказание, сохранять прежний противоправительственный образ мыслей»994.
Принцип запрета как таковой вообще не казался служащим политической полиции адекватным общественно-политическим реалиям. Например, в 1897 г. начальник Санкт-Петербургского охранного отделения писал по поводу возможности запрета студенческих вечеринок, которые «играют роль бесконтрольных клубов молодежи» и являются «предлогом для широкого сбора денег, опять-таки бесконтрольного и потому идущего в большей его части на усиление фонда разных тайных революционных кружков»: «Запрет… вызовет… с одной стороны нежелательное обострение этого вопроса, с другой – изыскание ими (студентами. – Л.У.) средства устраивать тайные сборища, что повлечет за собой репрессивные меры».
Служащий жандармско-полицейских управлений железных дорог, в будущем – начальник Московского охранного отделения П.П. Заварзин так писал в своих воспоминаниях о позиции В.К. Плеве, когда тот занимал пост министра внутренних дел: «“административная переписка”, по существу должна быть строго обоснованной, так как один недовольный и обиженный создает десять враждебно относящихся к правительству. Всякая незаконность и бездействие власти – показатель слабости правительственных агентов и их дискредитирует»