— Действительно, именно сверчок привел меня в храм, — кивнул судья Ди. — Для вас оказалось очень неприятной неожиданностью, когда я обнаружил труп цензора: вы же хотели, чтобы тело исчезло без следа и никто не узнал бы о яде танка. Полагаю, что позже вы заставили бы Мансура признаться, будто он выбросил труп в море. Впрочем, вы умудрились и неудачу обернуть в свою пользу. Когда я был здесь у вас, вы ловко ввернули в разговор, будто арабы тесно связаны с танка, подразумевая тем самым, что для Мансура не составляло труда добыть яд. Так что все складывалось прекрасно. Но потом в вашу игру снова вмешались людские чувства. Полковник Цзяо встретил Зумурруд и полюбил ее. Ваши шпионы доложили, что вчера утром он посетил ее на джонке и, очевидно, удостоился ее благосклонности в постели. Что, если она уговорила полковника увезти ее в столицу? Что, если случайно дала какую-то ниточку, ведущую к вам? От Цзяо Тая следовало избавиться. И убить его следовало в доме Ни.
Остро взглянув на хозяина дома, судья спросил:
— Между прочим, откуда вы узнали, что Цзяо Тай вернется туда?
Лян Фу пожал узкими плечами.
— Сразу после того, как ваш Цзяо впервые побывал у Ни, двое моих людей остались сторожить в соседнем доме. Там же притаился Мансур. Увидев, как возвращается ваш помощник, он тут же послал по крышам своих подручных, чтобы те убили его одним из мечей капитана. По-моему, Мансур это неплохо придумал, ведь в таком случае Ни казнят за убийство. Этот распутник соблазнил мою сестру.
— Он этого не делал. Но давайте не будем отвлекаться; вернемся к шахматной партии — ее последним, завершающим ходам. Ваши фигуры полностью вышли из-под контроля. Моя уловка с выставленной на всеобщее обозрение фальшивой головой цензора сработала. Сегодня с утра пораньше Зумурруд явилась на постоялый двор Цзяо Тая и попросила отвести ее ко мне, чтобы потребовать награду. Там ее и убили. Царица повержена, и вы проиграли партию.
— Мне пришлось убить ее. Она собиралась меня бросить, предать меня. Я задействовал лучшего метателя копья. Она не мучилась. — Устремив в пространство невидящий взор, Лян рассеянно поглаживал длинные усы. Вдруг он будто очнулся: — Никогда не меряйте богатство человека тем, чем он обладает, Ди. Меряйте тем, что он упустил. Она презирала меня, потому что знала, каков я на самом деле: трус, боящийся и других, и себя самого. Вот почему она хотела бросить меня. Но теперь ее забальзамированная красота останется со мной навеки. Я буду с ней беседовать, каждую ночь буду говорить о своей любви. Никто больше не встанет между нами. — И, выпрямившись, он яростно добавил: — А менее всего вы, Ди! Потому что вы на пороге смерти!