Я старалась по возможности чаще ходить в Марфо-Мариинскую общину к тете Наде и Валентине Гордеевой, получая там умиротворение. Ордынка была так далеко от нашего жилья, что особенно часто ходить не приходилось. Они трогательно старались снабдить нас едой или чем-нибудь еще. У них доживала свой век вдова бывшего коменданта Кремля, княгиня Одоевская-Маслова. Он был раньше конногвардейцем и нашим с Тоцей танцором. Княгиня любила, когда ее навещали, так что я старалась всегда это делать. Церковь общины была всегда полна, и долго у них на епитимьях поминали как живых, но без титулов, Государя с Семьей и Великую Княгиню Елизавету Федоровну, так как не верили в слухи о ее мученической кончине. Тетя Надя говорила мне, что одновременно с ними выехала одна особа (она не назвала имени), которой было поручено письменно сообщить о них в общину по условленному заранее коду, по которому можно было понять, живы они или убиты, так как за их участь стоило опасаться. Перед самым нашим отъездом тетя Надя говорила, что недавно ими получено письмо, где сообщалось иносказательно, что Семья жива. Это было в 1922 году. Тогда уже передавали друг другу, будто убили семью, которая пожертвовала собой, что Илья Татищев был убит вместо Царя из-за сходства с ним, хотя и был гораздо выше Государя ростом. Говорили, что их всех удалось скрыть в тайных скитах, куда не могли пробраться большевики. Все это были слухи. Когда мы приехали в Англию, то увиделись с бывшей няней Великих Княжон. Она была ирландка, знавала Катю и приехала из Ирландии расспросить все, что они знают. Когда она узнала об отречении Николая, об аресте Семьи и о том, что дети больны корью, то написала Императрице о своей готовности приехать и ходить за детьми. На это получила любезный отказ. Когда же стало известно о расстреле, она сказала: «I don’t believe it!»[201] Тогда мы ей еще не говорили о версии их спасения. И вот что она нам рассказала. Это было вскоре за известием об этом зверском убийстве. Она была страшно убита этим известием и горько оплакивала столь любимую ею Семью. Раз, намолившись и наплакавшись, она заснула, и вдруг ей показалось, что кто-то вошел к ней. Стена как будто разошлась, и в комнату вошла молодая монахиня. Она описала ее одежду: «Just as you used to be dressed»,[202] вгляделась в лицо и с удивлением узнала в ней Великую Княжну Татьяну Николаевну, которую она не видела с детства, покинув Россию, когда дети были совсем маленькими. Монахиня сделала несколько шагов, остановилась, назвала ее ласкательным прежним именем и, указывая на свое монашеское платье, сказала: «We must all pray».