Гинзбург так никогда и не подвергла «Zoo» пространному анализу, но отметила уместность завуалированного описания любви у Шкловского: «Эротическая тема в своем чистом виде не может быть для нас в настоящее время достаточной. Характерно, что в „Zoo“ Шкловский все время подпирает любовь профессией. Аля шествует под прикрытием формального метода и автомобилей»[705]. Но она не трактовала эти метафорические подмены как только игру и улавливала в книге Шкловского (как и в теориях Вейнингера) подспудные эмоции[706].
Другой современный русский писатель, чью трактовку темы любви Гинзбург тогда внимательно изучала, – ее друг Николай Олейников. В 1933 году она проделала в записной книжке анализ его баллады «Чревоугодие»[707]. На ее взгляд, Олейников, как и Шкловский, производил над языком и стилем операцию, близкую по своей задаче к задачам формалистов: «Для того чтобы расчистить дорогу новому слову, ему нужно было умертвить старые»[708]. «Старые слова» утонули под бременем своего тяжелого символистского багажа. От них требовалось избавиться: «[Маски Олейникова] нужны были в той борьбе, которую литературное поколение 20‐х годов вело против еще не изжитого наследия символизма с его потусторонностью и против эстетизма 1910‐х годов». На поверхностный взгляд, стихи Олейникова – юмористические, проявление стилистической «наивности», совсем как в творчестве живописцев-примитивистов (отсутствие перспективы, грубо вырисованные фигурки) и в синтаксисе Велимира Хлебникова[709]. И все же, полагает Гинзбург, под налетом всего этого шутовства Олейников чрезвычайно серьезный поэт. Она шутливо говорит другу: «Вы расшиблись в лепешку ради того, чтобы зазвучало какое-то слово»[710].
В «Чревоугодии» обыватель проводит прямую параллель между своим потреблением калорий и своей способностью быть любовником, постоянно пытаясь изъясняться в возвышенном стиле в то время, как он клянчит еду. Гинзбург характеризует язык говорящего как «галантерейный» – словом, которое употребляется в отношении необразованного человека, пытающегося выражаться или вести себя «изысканно». Об этой культуре псевдогалантности Гинзбург пишет в духе, напоминающем ее трактовку понятия «пошлость»: и галантерейность, и пошлость предполагают неверное отношение к ценности и незнание того, скольким надо пожертвовать ради права на ответственное употребление слов. Гинзбург пишет, что Олейников прибегает в своих стихах к «галантерейному» языку, «чтобы в щепки скомпрометировать наследственные символистические смыслы. Потому что ничем на свете нельзя так испохабить идеологию, как галантерейностью»