. Поворот самой Гинзбург к документальной прозе отражал ее мнение, созвучное оценкам Толстого, что в преобразившемся мире ХХ века писать художественную прозу постыдно, а также понимание ею того, что литература может обновиться, лишь повернувшись лицом к быту (под которым Гинзбург подразумевала психологию обыденной жизни) и чему-то традиционно внелитературному. Она искала не материал как таковой, а новый способ выражения окружающей действительности – способ «повысить познавательные возможности» литературы, ради чего, видимо, требовалось вырваться из стесняющих рамок романа.
Лидия Гинзбург и теория записи
В 1925 году Гинзбург начала работать над своей первой пространной статьей о князе Петре Вяземском (опубликованной в следующем году), а в 1929‐м составила сокращенное, в формате «выбранных мест», издание его «Старой записной книжки» и написала к этому изданию предисловие. Она представляет читателю того Вяземского, который не был открыт прежде. Она пишет, что современники Вяземского читали лишь его «непервоклассные» стихи и критические статьи, упуская из виду его главное достижение, и со временем он стал восприниматься всего лишь как друг Пушкина[412]. Гинзбург дает высокую оценку афоризмам, анекдотам и воспоминаниям Вяземского об устной и литературной культуре его времени, считая, что именно эти тексты – его подлинное достижение, отмечая: даже он сам знал, что его вклад остался «за пределами большой дороги русской литературы»[413]. На теоретическом уровне она продолжает традицию своего учителя Юрия Тынянова, уделяя внимание функции «периферийных» или маргинальных жанров и инкорпорированию устной речи как способам обновления литературы[414].
В 1982 году Гинзбург вспоминала: занятия Вяземским «навели меня на мысль начать самой нечто вроде записной книжки»[415]. Возможно, этому решению способствовало определенное сходство литературных обстоятельств, в которых существовали Гинзбург и Вяземский, но между этими обстоятельствами были и существенные различия. Князь Вяземский – аристократ, в его кругах существовала культура салона, где культивировалось искусство беседы. В кипучем окружении Гинзбург в 1920‐е годы, которое составляли формалисты, поэты-футуристы, акмеисты и обэриуты (название этой литературной группы – аббревиатура от «Объединение реального искусства»), словесное красноречие ценилось, но эта культура вскоре распалась на части и подверглась безжалостному уничтожению. Миссия, которую сам себе поручил Вяземский, – запись и комментирование слухов и анекдотов – была призвана изменить к лучшему состояние русской словесности, которая, как он считал, отставала от русской устной культуры, а тем более от литературы других народов