Вода бессмертия (Ошанин) - страница 22

На первую страницу
Ослушная дочь Искандера
Ко мне приплыла в эту ночь.
Пусть время тропинку прочертит
В тот век македонских гроз,
Когда он Воду Бессмертья
Из Царства Мрака принес.
Один Искандер был достоин
Пригубить волшебный флакон,
Но даже глотка перед боем
Отпить не давал себе он.
А дочери нету закона —
И в приступе жажды она,
Не ведая тайны флакона,
Его осушила до дна.
Застав ее в эту минуту,
Как в битве рванувшись плечом,
На дочь свою тяжко и люто
Отец замахнулся мечом.
И в ужасе, в горе, в укоре
Исчезла в высоком окне,
Ушла в неприютное море,
Русалкой очнулась на дне.
Бессмертная и молодая,
Красивей и слаще любой,
Она повторяет, страдая:
— Ты взял бы меня с собой…
Мне вырастить племя русалок
Назначено было судьбой.
Я так без людей устала…
Ты взял бы меня с собой!
А я ничего не знаю,
Я шепот ее ловлю.
Земная иль неземная,
Я просто ее люблю.
У новой судьбы на пороге
В глазах ее дивных тону.
— Эй, боцман, уйди с дороги! —
Я руки к русалке тяну.
А боцман прищурился: — К черту!
И разом поставив предел,
Кричит ей, в волне распростертой:
Идет сюда царь Искандер!
…Теперь этих слов не замолим.
И ночь широка и пуста.
Крик ужаса вырос над морем.
Исчезла в веках красота.
Как холодно и тревожно!
Зачем же — скажи, строка,—
Оборвалась возможность
Связать наконец века…
От Бейрута к Пирею качка.
Луны бесстыдный свет.
Между Кипром и Критом рыбачит
Ветер-языковед.
Иду, свою душу латая.
Один, как забытый матрос.
В руках моих прядь золотая
Несбывшихся тех волос.
Мне надо бы отогреться.
Но на дороге любой
Стучит ее шепот в сердце:
«Ты взял бы меня с собой…»

Послесловие

Я шел без огня и без войска
По мертвым разводьям песка.
Но есть у поэзии свойство
Вторгаться в былые века.
В тревогах раздумий и странствий,
Среди остановленных дел
Во времени и в пространстве
Мне надо раздвинуть предел.
Понять, как сплетаются нити
Слепых и разрозненных дней.
Как бремя великих событий
Ложится на плечи людей.
О ярости и вероломстве,
О тяжести спутанных крыл
Со мной Александр Македонский
Два года подряд говорил.
И сам он изведал страданье
На пепле восточных дорог,
Но нет для него оправданья
За все, что сгубил он и сжег.
Я малости малой не скрою,
И я ни о чем не прошу.
Я просто сегодня былое
На утренний свет выношу.
1973–1975