— Я так думаю, — ответил Тиртай.
— Но я никого не видел, — сказал я.
— Так же как и я, — развёл он руками.
— Боги воюют с богами, — заключил я.
— А мы, маленькие люди, — добавил Тиртай, — в свою очередь, строим наши собственные планы, продвигаем свои интересы и ведём свои войны. Лично я уверен, что пани и сами очень немного понимают в происходящем. По-видимому, они даже не смотрят дольше своих собственных конфликтов, и своих собственных врагов.
— А что насчёт Лорда Окимото? — поинтересовался я.
— Мне кажется, что он подозревает больше, чем показывает, — сказал Тиртай, — и, похоже, в его намерения входит переплести свои собственные стремления и перспективы с этими большими вопросами. Ведь войны вполне можно использовать для достижения собственных целей, даже войны богов.
— Ну а что насчёт вас? — полюбопытствовал я.
— Давай позволим каждому продвигать его собственные проекты так, как он может, — усмехнулся он.
— Так какова же моя роль во всём этом? — спросил я.
— Крапление карт, взвешивание смерти, контроль остраки, помещённой в урну, что-то вроде таких вещей, — намекнул мой собеседник.
— Я надеюсь, — хмыкнул я, — что придёт то время, когда Вы перестанете говорить загадками.
— В корабельном лагере, — пообещал он.
— Что стало холодать, — поёжился я.
— Самое время вернуться под крышу, — согласился Тиртай.
Я зажмурилась, спасая глаза от режущего их света свечи. Полагаю, что пламя свечи не было ярким, просто контраст с темнотой рабского барака был слишком резким и от того крайне болезненным. Я чуть-чуть приоткрыла глаза, но разглядеть того, кто находился по ту сторону свечи, не смогла. Зато я знала, что он наверняка принёс с собой хлыст. На входе в рабский барак, представлявший собой грубое, длинное, деревянное здание с низким потолком, посетителям выдают маленькую лампу или подсвечник с тонкой свечой, и хлыст. Предлагаемый ассортимент располагается на циновках, уложенных вдоль длинных стен, с оставленным посередине проходом.
Хлыст нужен на случай если клиент окажется нами недоволен. Так что нет ничего удивительного в том, что мы отчаянно стремимся понравиться им.
— Что, свет режет глаза смазливой кейджере? — спросил мужчина.
— Да, Господин, — прошептала я.
— Ляг на живот, — велел он, и я перевернулась на живот.
Негромкий скрежет цепи сопровождал моё движение. Я почувствовала, как она натянулась на кольце моего ошейника. Цепь прикреплена к тяжёлому кольцу, прибитому к полу слева от меня, если смотреть, когда я лежу на спине. Циновка сплетена из толстой грубой верёвки и брошена на пол, грубо сколоченный из неровных плах. С нами здесь не церемонятся.