Я чувствовала себя бодрой, оживлённой.
Я думала, что сейчас должен был идти восьмой ан или около того. Полуднем, когда Тор-ту-Гор стоит в зените, является десятый ан. В городах этот момент обычно отмечается звоном большого колокола, гонга или рельса, или нескольких, если город очень большой, звон которых можно услышать в любой точке внутри стен. Звоном также могут отмечать и остальные аны, в зависимости от города. Кроме того, те же приспособления могут служить для подачи сигналов тревоги, возвестить о несчастье, победе, начале праздника и так далее. Время на Горе чаще всего измеряется клепсидрами, песочными и солнечными часами, размеченными свечами и тому подобными приборами. Механические хронометры тоже существуют, но они редки и дороги. Кстати, я обнаружила поначалу несколько запутавшую меня особенность, я имею в виду то, что гореане называют «движением по часовой стрелке», оказалось прямо противоположно тому, что обычно считается таковым на моей прежней планете.
Я продолжала свой путь. Более того, я прибавила шагу.
Я была вне себя от радости! Меня охватила эйфория!
«Я свободна, — думала я, — наконец-то, свободна!»
Свободна!
Но вдруг, неожиданно для самой себя я остановилась среди листьев, деревьев и теней. Я замерла, почти не шевелясь, крохотная посреди огромного леса. Моя правая рука сама собой потянулась к шее. На ней был ошейник. Моя левая рука дотронулась до моего бедра. Там легко находились линии того, что было маленьким и тонким, но предельно ясным и безошибочным. Это было клеймо. Я снова остро ощутила открытость своей одежды. Насколько крошечной и лёгкой она была. Насколько мало она скрывала. И насколько презирали бы и ненавидели меня свободные женщины, увидев в этом! Я была практически обнажена, за исключением небольшого участка тела чуть-чуть прикрытого лоскутом ткани, тряпкой, которую могли бы выделить только рабыне.
Была ли я действительно свободна, спросила я сама себя.
И ответ на этот вопрос был очевиден, нет, Маргарет, нет Лаура, Ты не свободна, Ты — рабыня. Я была должным образом и совершенно законно порабощена. Всё было в порядке. Согласно закону и традициям я была рабыней, и это бесспорно.
И меня волновало быть такой, такой, которая может принадлежать, которую могут продать. Но затем я поспешила выкинуть такие ужасные мысли из своей головы. Я знала, кем я, как предполагалось, хотела быть, и я попытаюсь хотеть этим быть. Я должна попытаться быть, убеждала себя я, тем, кем мне говорили, что я должна быть.
То, чем я была, и чем могла бы хотеть быть, было несущественным. Это решала не я, так за меня решили другие.