— Об этом Ты можешь не беспокоиться, — заверил её мужчина.
— Неужели Вы действительно могли бы освободить меня, Господин? — поинтересовалась Донна. — Если бы я попросила об этом?
— Нет, — отрезал он.
— Это хорошо, — улыбнулась Донна.
— Ты слишком красива, слишком возбуждающа и желанна, чтобы быть свободной, — заявил он.
— Я надеюсь, что нравлюсь моему господину, — сказала девушка, а потом прижалась к его ноге и поцеловала в бедро.
— Рабыня! — возмутилась Туза.
— Отвратительно! — сморщилась Дарла.
— Да, я — рабыня, — не стала отрицать Донна. — И мне доставляет удовольствие целовать бедро моего господина.
— Да, — чуть слышно прошептала Эмеральд.
— Как знать, — усмехнулась Донна, глядя на Тузу и Дарлу, — может, придёт время, когда вы обе сами попросите, чтобы вам позволили поцеловать бедро господина.
Эмеральд тихонько застонала.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила у неё Хиза.
— Не бери в голову, Хиза, — посоветовала ей Донна. — Твой живот ждут хорошие новости, а твои волосы со временем отрастут.
— Я их снова отрежу! — заявила та.
— Как знать, — пожала плечами Донна, — позволит ли тебе сделать это твой хозяин.
Хиза отпрянула и натянула шнуры, удерживавшие её запястья за спиной.
— Возможно даже, — продолжила Донна, — Ты будешь жаждать, чтобы твои волосы поскорее отросли, чтобы Ты больше нравилась ему.
Бородач жестом руки показал Донне, что она может встать, и девушка поднялась на ноги, после чего мужчина вернул ей хлыст.
Пленницы смотрели на это с явно нехорошим предчувствием, поскольку хлыст зачастую вручают не просто как инструмент для наказания и исправления, но и как символ власти.
— Надеть на них кандалы, — велел вожак, — а затем развяжите им руки. Верёвку на шеях оставить. Если какая-нибудь из них попытается избавиться от верёвки, отрежьте ей руки.
Вскоре после этого лодыжки каждой из пленниц украсили браслеты. Длина цепи позволяла им делать только маленькие шажки. Их руки теперь были свободны. Однако они по-прежнему оставались стоять в караване на коленях.
Донна стояла перед ними с хлыстом в руке.
— Ты думаешь, это мудро, — поинтересовалась Туза, потирая запястья, — предоставить нам такую свободу? Мы — женщины-пантеры.
— Ты, правда, всё ещё считаешь себя женщиной-пантерой? — осведомилась Донна.
— Конечно, — ответила Туза.
— Интересно, — хмыкнула Донна.
— А разве нет? — спросила Туза.
— Нет, — заверила её Донна.
— И Ты осмелилась бы предоставлять нам свободу рук? — не могла поверить Туза.
— Да, — кивнула Донна.
— Но почему? — спросила Туза.
— Чтобы вы могли заняться лагерем, — усмехнулась Донна.