— Я смотрю, Ты ещё и дерзкая рабыня, — заметил я.
— Нет, Господин, — поспешила заверить меня она.
— Плеть быстро выбивает это из рабыни, — напомнил ей я.
— Да, Господин, — вздрогнула девушка.
Моя рука потянулась к раздевающему узлу её туники. Лёгкого рывка было бы достаточно, чтобы это насмешка над одеждой стекла на её бедра, а если бы она стояла, то легла бы лужицей вокруг её лодыжек. Кейджер учат изящно выходить из такой туники. Я не сомневался, что и она сделает точно так же. Могло бы быть интересно, посмотреть на это.
— Не раздевайте меня, — попросила брюнетка.
— Почему нет? — поинтересовался я.
— Я вам не принадлежу, — объяснила мне кейджера.
— Ты могла бы хорошо выглядеть без своей туники, — сказал я.
— Я вам не принадлежу, — повторила она.
— Ты — лагерная рабыня, — напомнил ей я, — и я к этому лагерю имею прямое отношение. Так что могу сделать с тобой всё, что мне понравится.
Уверен, ей не раз случалось видеть, как девушки на причале вскрикивали, когда рабочие хватали их и ласкали, как им вздумается, а достаточно часто, шутки ради, ещё и раздевали прямо на досках. Некоторые потом убегали, заливаясь слезами, зато другие вызывающе позировали, а потом тоже убегали, радостно смеясь. Кстати, пани не одобряли и даже запрещали прилюдно использовать рабынь. Для таких развлечений были предназначены рабские бараки. Раз уж во избежание срыва или хотя бы задержки работ на причале было запрещено употреблять пагу, то стоит ли удивляться тому, что и «ка-ла-на ошейниковой девки» тоже оказалось под запретом.
— Но мы не в лагере, — в свою очередь напомнила мне она.
— А какое это имеет значение? — осведомился я.
— Пожалуйста, не раздевайте меня, — попросила рабыня. — Вам что, мало того, что Вы уже со мной сделали? Я стою на коленях перед вами!
— Это именно то место и та поза, которым Ты принадлежишь, — констатировал я.
— Вы заставили меня просить есть как рабыня с вашей руки.
— Как рабыня, которой Ты и являешься, — добавил я.
— Да, — признала она, — как рабыня, которой я являюсь!
— То есть, Ты понимаешь, что Ты — рабыня? — уточнил я.
— Да, Господин.
— Может, у тебя имеются какие-нибудь сомнения относительно этого вопроса?
— Нет, Господин.
— Может, Ты скромна? — спросил я.
— Скромность для рабыни — непозволительная роскошь, — пожала она плечами.
— Так Ты не ответила на мой вопрос, действительно ли Ты скромна?
— Нет! — сказала рабыня. — Но, пожалуйста, не раздевайте меня.
— Ну как хочешь, — хмыкнул я.
Судя по лицу, она была поражена, а затем это выражение сменилось раздражением и даже яростью. Улыбнувшись, я отвернулся и направился к Ясону, чтобы вернуть ему ведро и оставшиеся в нём пилюли.