Она тоже смотрела на меня. Я не думал, что она могла узнать меня, всё же с нашей мимолётной встречи в магазине прошло уже несколько недель. К тому же, освещение в складе оставляло желать лучшего, и на мне теперь были не те неудобные варварские предметы одежды, в которых она видела меня в тот раз.
Насколько громоздкими и тесными казались нам те одежды! С каким облегчением мы от них избавлялись.
С высоты своего роста я разглядывал лежавшую у моих ног нагую, связанную девушку. Что ни говори, она была настоящей красавицей, в противном случае, её не стали бы включать в список на приобретение. Впрочем, это касалось и всех остальных, собранных в этом складе, среди которых хватало и тех, кто, несомненно, были красивее, чем она. По моим прикидкам, на своей первой продаже этот лот мог бы принести что-то около половины тарска. В принятых в её среде измерениях, её рост был примерно пять футов пять дюймов, при весе около ста восемнадцати фунтов. Брюнетка, глаза карие, черты лица правильные, телосложение среднее, происхождение обычное, в общем, ничего особенного. Конечно, фигура у неё была превосходная, аккуратная, стройная, хорошо сложенная и волнующая, но в этом тоже не было ничего необычного. Их всех выбирали, держа в памяти такие нюансы.
Я присмотрелся к ней повнимательнее.
Она тоже не сводила с меня своего испуганного взгляда. Она даже попыталась немного подёргать руками, но быстро прекратила это бесполезное занятие, осознав себя надёжно связанной.
Лично я нашёл её весьма интересной, но при этом я сомневался, что её первая продажа принесёт больше половины тарска. Могли ли её оценить выше? Возможно, если бы она была неординарно красивой. Несколько лотов в этой партии, кстати, можно было счесть именно такими. Однако красота женщины часто с течением времени увеличивается. В этом нет ничего необычного. Полагаю, что это закономерный результат той жизни, которая ей предстоит, полной открытости, честности, признания своего «Я», удовольствия и счастья.
«Да, — подумал я про себя, вспоминая, как она целовала плеть, — со временем она может стать по-настоящему красивой». Она была напугана, что и говорить, но при этом, сделала она это с явной благодарностью. Её мягкие губы плотно прижались к тугой коже, а поцелуй был нежным, почтительным и искренним. Короче говоря, мне понравилось, как она поцеловала плеть. В заключение этой маленькой церемонии, как и было приказано, она сказала: «Ла кейджера». Она проговорила эти слова мягко, отчётливо и покорно. Вряд ли она знала, что это могло означать. В скором времени ей предстояло изучить это. Впрочем, не будем исключать, что она вполне могла подозревать значение сказанного. Кто может знать это наверняка? На тот момент мне было совершенно ясно лишь то, что она была чрезвычайно умна и, неявным образом, несмотря на всю идеологическую обработка и пропаганду её необычной культуры, глубоко биологически женственна.