Я быстро научилась называть мужчину Господином, а вскоре после этого и свободную женщину Госпожой. Пропасть между свободным человеком и рабыней глубока и значима, а именно в статусе последней, по крайней мере, в целом, я оказалась в этом невероятно свежем и прекрасном мире, таком чистом и зелёном. Мне сразу дали понять, что я товар, не больше чем домашнее животное, доставленное сюда, чтобы оказаться на рынке. Вскоре я была заклеймена, чтобы ни у кого, в том числе и у меня самой, не оставалось никаких сомнений в том, кем я теперь являлась. Как эта простая отметина преобразовала меня! Теперь я радикально отличалась от той, кем я была раньше! Но я сама знала себя таковой, и да, была благодарна за случившееся. О да, конечно я кричала от боли, беспомощно растянутая на железной полке с зажатым в тисках бедром и запястьями, заключенными в аккуратные плотно прилегающие металлические браслеты, закреплённые за моей головой. Я рыдала, но, мои слёзы, не знаю, знали ли это те, кто со мной это сделал, были слезами радости. Наконец-то это было сделано со мною. Наконец-то, я была свободна! Разве не это происходило со мною в моих мечтах, в тысяче снов и фантазий? Разве я сама тысячи раз не представляла на себе подобную отметину, столь определённо, столь откровенно, столь безошибочно меня идентифицирующую?
Действительно ли я настолько ужасна? Возможно да, возможно нет.
Как это странный, что я, столь униженная и низведённая до объекта для цепей, плети и ошейника, теперь была свободна, наконец-то, свободна! Это была та свобода, в которой от меня ничего не зависело, в которой я ничего не решала, это была свобода, наложенная на меня другими, и другой у меня не будет.
Я была благодарна им за то, что они взяли меня в свои руки, и просто стали рассматривать меня как ту, кто я есть, как женщину, только это и ничего больше, во всей простоте и великолепии этого понятия.
Уже начиная с того момента как началось моё половое созревание, я ощутила то радикальное различие, которое существует между женщинами и мужчинами. Меня переполняло негодование, но я не осмеливалась бунтовать против той лжи, что распространялась вокруг этого вопроса, я не настаивала на ошибочности того, что меня упорно наделяли претенциозными, неудобными, чуждыми ролями, которые я, как ожидалось, должна была с радостью принять. Я не претендую на то, чтобы выступать от имени всего моего пола, но я полагаю, что могу говорить от лица как минимум одного индивидуума, от себя лично.
Несомненно, все женщины разные, мы сильно отличаемся одна от другой. Одни могут желать чего-то, что для других может показаться совершенно неприемлемым. Одни могут завидовать мужчинам, другие могут счесть эти эмоции непостижимыми. Одна может рассчитывать, что ей будут служить, другая сама жаждет служить. Кто-то может ненавидеть, а кто-то любить. Есть много вещей, которые я никогда не могла понять, и какими в свете этого невежественными и глупыми кажутся мне идеологи, тираны и глупцы, которые рассматривают сложность с точки зрения условной, запрограммированной простоты. Кто они такие, чтобы считать себя конструкторами общества? Их что, кто-то назначал? Что они собрались сконструировать? Кто заказывает и принимает их работу? И кому нужно, чтобы они что-либо конструировали? Почему вообще нужно, чтобы что-то было сконструировано? Разве кто-то конструирует цветок или правду? К чьим пальцам тянутся тайные нити управления? Насколько грубы, узки и прозрачно корыстны очень многие из навязываемых ими ценностей, принципов, суждений и запретов. Что за верительные грамоты появились у диктатуры, рассматривающей мысль об ограничении веры, и о присвоении себе полномочий государства на насилие, чтобы защищать и преумножать привилегированную ортодоксальность? Впрочем, чтобы ни говорили, а прецедентов таких преступлений в истории мира было предостаточно. Любой, кто обеспокоится ознакомлением с биографией нашего вида, найдёт их великое множество. Сколько было проведено в жизнь притеснений, сколько ересей преследовалось, сколько верований было запрещено, сколько истин отрицалось, и сколько нелепостей было объявлено истиной! Позади сверкающей вуали запросто может скрываться уродливый монстр.