Пока ехали с Петровки до Фуркасовкого переулка, что рядом с Лубянкой, я лихорадочно думал: что же могло произойти? И вдруг меня осенило. Накануне я провожал Светлану. Мы дошли до Кремля, простились. Только я остался один, как ко мне подошли два офицера и попросили предъявить документы. Я достал свое милицейское удостоверение. Его тщательно проверили, что-то записали. А на следующий день последовал вызов к Галкину.
Когда я вошел в кабинет, он сидел за большим столом. У окна стоял… Власик, начальник охраны Сталина. Я несколько раз видел его прежде, когда приезжал в Зубалово. Галкин спросил, почему я в штатском. Ответил, что форму не успели сшить. Да на оперативной работе особой нужды в ней и нет.
Галкин нажал кнопку. Вошедшему помощнику приказал срочно меня обмундировать. А когда тот вышел, сказал
— Вот что. Есть приказ вам убыть в Оренбург первым же поездом. Будете заместителем начальника города по розыску.
И, повернувшись к Власику, почтительно спросил:
— Товарищ генерал, вы хотите что-нибудь сказать?
— Нет, — ответил Власик, не поворачивая головы.
Выйдя от Галкина, я позвонил Светлане. Рассказывать по телефону о случившемся было явно не с руки. Поэтому договорились о встрече у памятника первопечатнику Федорову.
Минут через двадцать она приехала. Пока я не назвал Власика, вела себя более или менее сдержанно. Но стоило мне упомянуть его, выругалась. В первый и последний раз я услышал, что она ругается.
— Ах, мерзавец…
После некоторых размышлений пришли к выводу, что идти домой мне не стоит. Лучше переночевать у какого-нибудь товарища, а наутро снова созвониться. Так, собственно, и сделали. Я пришел к старому другу моего отца. Рассказал все без утайки. Он долго молчал. Потом сказал:
— Знаешь, я почему-то верю, что эта рыжая тебя выручит.
Как в воду глядел. В воскресенье мы не только созвонились, но и встретились. Светлана посоветовала мне идти на работу, как ни в чем не бывало. Поездка в Оренбург отменена — не без торжества заявила она. Мне об этом сообщат официально. Что предприняла Светлана конкретно, я не знаю. Она не рассказала, а мне спрашивать не хотелось.
Примерно через пару месяцев Светлана приехала на Петровку, 38 и сказала, что имела серьезный разговор с отцом, в результате которого он дал согласие на наш брак. При этом обронила довольно странную фразу. По мнению Сталина, у нас было много врагов. Поэтому он будет нашим защитником.
Вот, собственно, каким неожиданным образом я вошел в семью Сталина. Сначала нам предписали жить на «дальней даче». По спидометру 102 км в один конец, поворот направо с Калужского шоссе. В Москву ездили ежедневно на бронированном «Бьюике». Сопровождал вооруженный до зубов чекист — с гранатами, автоматом.