Сочится тихо кровь, кровь вечеров распятых…»
Мальчики поздно начинают говорить, но Юра уже в восемь месяцев распевал:
— Па-па! Па-па!
Счастливый и страдающий отец черно пошучивал:
— Торопится сын, боится, скоро некого будет так называть…
За Анной пришли спустя три месяца после ареста мужа. Пока она пыталась собрать вещи, Юру взял на руки энкаведешник. Мальчик заигрался желтыми пуговицами его мундира…
В этой семье жила еще одна женщина — Надежда Лукина, первая жена Николая Бухарина, его двоюродная сестра. В молодости она переболела гриппом, осложнение от которого превратило ее в малоподвижную калеку, и когда Бухарин с Анной Лариной поженились, они взяли беспомощную женщину к себе в дом. В самые трудные минуты она поддерживала их своим спокойным мужеством. После ареста Бухарина Надежда Лукина отослала Сталину свой партбилет с запиской: «Вздорность обвинений в адрес Бухарина, кристального большевика, не позволяет мне далее оставаться в партии».
Калеку тоже не пощадили. За ней пришли в 1938-м. В автозак ее несли на руках. Арестованная еще дома приняла заранее приготовленный яд, но эскулапы тюремной больницы проявили чудеса врачебного искусства и откачали ее, полутруп остался жить. По слухам, спустя какое-то время над первой женой Бухарина «сжалились», ее расстреляли.
«Кремлевский горец» мог торжествовать.
У Бухариных жил лисенок. Когда хозяев увезли, зверек выскочил наружу, и его долго видели потом в Тайницком саду Кремля. Ободранный и голодный, он изводил жильцов кремлевских квартир безутешным воем.
Коба мог торжествовать.
Через пятьдесят с лишним лет к Анне Лариной попадет последнее письмо мужа. Весточка с того света:
«Милая, дорогая Аннушка, ненаглядная моя!
Я пишу тебе уже накануне процесса…»
Постскриптум: «Карточка твоя у меня есть, с малышом. Поцелуй Юрку от меня. Хорошо, что он не читает (газет. — Авт.). За дочь тоже очень боюсь. О сыне скажи хоть слово — вероятно, вырос мальчонка, а меня и не знает. Обними его и приласкай».
…Все это мать понемногу, щадя, рассказывала сыну. А как же сам он выжил после ареста матери? В младенчестве жил у тех родственников, кто еще не был арестован. Когда до очередного из них дотягивалась рука Ежова, затем Берии, Юру передавали следующему родичу. Но вот за решеткой оказались все взрослые, и мальчика направили в детдом…
Он поступил в Новочеркасский гидромелиоративный техникум. На экзамены, как рассказал потом матери, ходил босиком.
— Почему же босиком? — изумилась она. — Неужели в детдоме не выдали ботинки?
— Выдали, но босиком как-то лучше.