Если, по Фадееву, во всем творческом процессе сознанию отводилась активная роль, то, по Либединскому, основную роль в этом процессе играли подсознательные «непосредственные впечатления».
Исправляя ошибки Либединского, Фадеев, однако, сделал вид, что этих ошибок и не существовало. Он все предпринял для того, чтобы отвести справедливые нападки на Либединского и обвинить противников напостовства в невежестве, которое не позволило-де им понять всей глубины теории Либединского. «Из этого следует только то, – заканчивает Фадеев свою статью «Против верхоглядства», – что напрасно некоторые товарищи, вроде т. Семенова, думают, будто, усвоив некоторые марксистские азы, можно так уж все понимать в области искусства и поучать «малых сил»[273].
Но ошибки Либединского, как их ни пытались скрывать напостовцы, не переставали быть ошибками. А к ним прибавлялись новые и новые ошибки и заблуждения, допускавшиеся тем же Либединским и его товарищами из напостовской школы.
Показ «живого человека», ставший для рапповцев, по выражению В. Ермилова, «проблемой всех проблем», приобретал в трактовке некоторых руководителей пролетарской литературы идеалистический характер.
В своем докладе «Реалистический показ личности как очередная задача пролетарской литературы» (1926 г.) Ю. Либединский, разъясняя смысл конкретизации изображения, писал: «Прежде всего в том, что мы берем каждый характер не как цельную личность, ибо, по существу, цельной личности нет. И человек, который настаивает на 100 % личности, конечно, ничего не понимает. Тут нужно брать человека таким, каков он есть»[274]. Эта, в общем правильная, мысль для того периода особенно была плодотворной, потому что шла борьба со схематизмом в изображении людей, намечался поворот к правдивому, всестороннему изображению человеческих характеров. Однако уже в этих рассуждениях Либединского есть та нечеткость мысли («…по существу, цельной личности нет»), которая в последующих выступлениях Либединского и напостовцев превратится в серьезное заблуждение. Когда они усиленно стали рекламировать «углубленный психологизм» в показе «живого человека», их рецепты часто противоречили принципам реалистического искусства и задачам новой, революционной литературы. Лозунг «срывания всех и всяческих масок», механически перенесенный на изображение советской действительности, исключал возможность утверждения революционных преобразований и характеров революционеров-преобразователей. При такой постановке вопроса снималась задача изображения положительного героя эпохи. Напостовцы настойчиво повторяли, что человек по самой природе бесконечно противоречив, что в нем подсознательное начало вечно борется с сознательным и ни одно из этих начал не является определяющим, ведущим.