Иду, пинаю по ходу дела осколок стекла. Поднимаю глаза — ого, ну надо же, это ты, что ли?
— Привет, Микки, — говорит она, и даже в ее обычном голосе слышна улыбка.
— Приветик! — говорю я, весь такой — круче некуда.
— Чего у тебя с головой?
Хмурюсь, приглаживаю челку. Под пальцы попадает порез. Но это ж было сто лет назад.
— Под бомбу подвернулся, — роняю я, поворачивая голову набок, чтобы она могла разглядеть. — Только не говори никому.
— Под ту, здоровущую? Ничего себе! Покажи-ка, — говорит она, точно бабочка машет крылышками, крылобабочка такая… Дотрагивается до шрама. Дотрагивается до меня.
Я втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, будто мне очень больно.
— Прости, болит, да? — спрашивает она.
— Да не, ничего. — Я изображаю храбрость. — Можешь еще потрогать.
— Если б меня так поранило, я б ревела с утра до ночи, — говорит она, блестя голубыми глазами.
— А я тебя на той неделе видел в спектакле. Ты обалденно играешь! — выдаю я. Она улыбается. — Лучше всех на свете, честное слово!
— Да нет, ты чего. Вот Бридж действительно обалденно играет. — Смотрит на свои туфельки и белые гольфы.
— Вот и нет, ты ее в сто раз лучше, — говорю я, и Мартина улыбается еще шире. — В сто тысяч раз лучше, — добавляю, и она улыбается и вовсе во весь рот. — Я еще никогда не видел, чтобы кто-то так здорово играл на сцене. Тебя хоть в телевизоре показывай, а уж я-то в этом понимаю, потому что столько, сколько я, никто в Ардойне телевизор не смотрит.
И киваю утвердительно.
Мартина вся заливается краской. А я уже и раньше залился. Она просто ужасно застеснялась, даже не знает, куда глаза девать. А я и сам не знаю, потому что понял, что именно она сейчас чувствует. Мне не придумать, что сказать дальше, поэтому я еще раз дотрагиваюсь до шрама и испускаю еще один вдох типа «ох, как же мне больно».
— Что, здорово болит? — спрашивает она, доставая руку из кармана своего изумительного платья — в голубую клетку и с кружавчиками. Нежно, очень нежно касается моего лба. В проулке гомонят мальчишки. Мартина тоже их замечает.
— Давай сюда.
Срывается с места. Я бегу за ней по задам Хайфилд-ского клуба. Он как в клетке — ограда, зарешеченные ворота. Чтобы войти, надо позвонить. Теперь все клубы такие, потому что проты вечно в них врываются и устраивают стрельбу.
Мартина подошла к ограде. Стоит ко мне спиной, высматривает, что там с другой стороны.
— Ты чего? — спрашиваю.
— Так, смотрю, не идет ли кто.
Видимо, боится, что Бридж увидит ее со мной. Проверяю со своей стороны — мальчишки свалили. Смотрим друг на друга. Опускаю глаза в землю.