Письмо Тейтеля из парижского отеля «Мариньи», середины 1930-х, адресованное писателю Василию Немировичу-Данченко, старшему брату театрального деятеля Владимира Немировича-Данченко, дает нам представление о неунывающем настроении Якова Львовича в трудное время и на чужбине. В этом письме, поздравляя адресата с 90-летием, он в шутливой форме предлагает ему отметить столетний юбилей в знаковом для московской интеллигенции месте: «С громадным удовольствием поздравляю Вас и всю русскую печать с этим редким, особенно у русских писателей, юбилеем, тем больше, что Ваше долголетие ничуть не отразилось на Ваших произведениях последних дней <…> Я имел удовольствие познакомиться с Вами три года назад в Праге. Знакомство было мимолетное, но произвело на меня сильное впечатление. Мне 85 лет и, насколько помню, я пригласил Вас на мой столетний юбилей. Я очень прошу Вас, дорогой Василий Иванович, пригласите меня на Ваш столетний юбилей. Хорошо, если он состоится в Москве, в гостинице «Прага» на Арбате. Согласны ли Вы? Мне необходимо знать о Вашем согласии»
88.
Многие годы Якова Тейтеля связывала переписка с известной общественной деятельницей Е. Д. Кусковой. Восьмидесятипятилетний Тейтель, понимая, что Европа накануне политической катастрофы, писал ей 29 ноября 1935 года: «Да и времена такие настали, что теперь нельзя сидеть на завалинке, нельзя сидеть прячась, нужно работать!»89Тейтель был оптимистом, никогда не жаловался и обладал уникальным даром – жить активно, бесстрашно смотря вперед, будто нет границ – ни географических, ни возрастных. Так, в письме к писателю и издателю В. Л. Бурцеву от 4 марта 1938 г. Тейтель благодарит его за книгу «Протоколы сионских мудрецов» – доказанный подлог», которую ему передал Яков Юделевский: «С большим интересом я читаю ее и нахожу ее особенно ценной в настоящее переживаемое еврейским народом время… Когда я буду в Париже, я доставлю себе удовольствие посетить Вас и поблагодарить за Вашу работу столь полезную»90.
Я. Л. Тейтель – пример яркой индивидуальности, выходца из еврейской либерально-народнической интеллигенции дореволюционной России, чьи черты, такие, как честность, скромность, преданность делу просвещения и взаимопомощи, социальная активность и любовь к русской культуре, были унаследованы целой плеядой лучших представителей как русско-еврейского беженства довоенной Европы, так и советской еврейской интеллигенцией ХХ века.
Истинный гуманист, он обладал уникальной способностью вести за собой и вдохновлять других своим примером деятельной любви к ближнему. Его самым большим даром было умение вселять в людей, и особенно в молодежь, веру в себя, научая жить бесстрашно, легко, жить вдохновенно и ярко, что для сотен, если не тысяч, покинувших глухие местечки черты оседлости, было жизненно важным.