Божий храм в мировоззрении писателей открыт как для праведников, так и для грешников. Общим мотивом в сознании героев Достоевского и Мандзони выступает непостижимость замыслов Божественного Провидения, а столкновение с этой загадкой для многих героев уже само по себе становится испытанием. В проблематике Достоевского на первый план выходит вопрос о спасении. Оправдание добра и зла свершается как личностное открытие в душе героя, у Мандзони же речь идет об оправдании событий истории в целом. Так, образ Божественного Провидения носит скорее историческую коннотацию у Мандзони и философскую (в тесном пересечении с проблемой спасения души) – у Достоевского.
Особенности воплощения сюжетной ситуации встречи грешника и святого, духовного переворота героя и роли святого подвижника (праведной души) в этом обращении рассмотрены на примере эпизодов встречи Безымённого с кардиналом Борромео и – старца Зосимы с членами семьи Карамазовых. Безымённый получает духовную поддержку служителя церкви после душевного переворота, толчком к которому стал разговор с невинной и добродетельной Лючией. У Достоевского непонятный для всех, кроме Алёши, поклон старца будущему страданию Дмитрия является отправной точкой развития сюжета романа. Каждому из героев предстоит пройти свой путь страдания. Для одержимого страстями Дмитрия это будет путь озарения и преображения. Милость Божьего покровительства и покровительства человеческого в лице Алёши открывают перед Дмитрием возможность искупления всеобщей вины, указывает дорогу к спасению.
Роман Достоевского в герменевтическом плане пересекается с организацией библейского текста, где каждый текст становится ясным только посредством взаимосвязи с другим. Неверие отца и двух братьев Карамазовых в старца Зосиму означает их неверие в любовь. Страх и тяжесть вины наряду с укоренившейся обидой мешают им верить людям и принимать самих себя. Последняя их надежда единодушно обращена к Алёше, который единственный из всех не маскирует своей обиды в «метафизические» обличия. Исповедь героев в конечном счете и является завуалированным толкованием встречи с Зосимой.
Сюжетная «симметрия» между судьбами двух схожих героев, фра Кристофоро и старца Зосимы изначально представляла отдельный интерес для данного исследования. Их мирской путь одинаково ведет обоих к Богу через искус преступления (совершенного или помышляемого), где в одно случае отмечается след восточного оптимизма (у Достоевского), в другом – радикальный оптимизм Божьей благодати (у Мандзони).
Картины смерти двух праведников, изображенные в романах, важны прежде всего с точки зрения их отражения в восприятии других героев. Гибель фра Кристофоро от чумы вызывает ропот в мыслях главных героев, их сетование на несправедливость Божьего порядка; тайна «тлетворного духа» отца Зосимы становится важнейшим сюжетным поворотом у Достоевского. Оба эти сюжета призваны испытывать веру как героев, так и читателей. Принятие смерти своего духовного наставника для действующих лиц в обоих случаях является знаковым явлением на пути к своему личному прикосновению к тайне Христа. При этом у Достоевского показано, что данное испытание далеко не всем окажется посильным. В какой-то мере отношение всех героев к благочестивому старцу является индикатором их истинной веры. Символическая нагрузка завершения жизненного пути двух праведных героев указывает не только на идею ношения ими в себе людской вины и греха, но и открывает факт объективной истины в сознании героев (например, Алёши, видящего во сне старца Зосиму в Кане Галилейской на пиру у Господа).