– И захочешь, чтобы твоя партия взяла правее. А что, если вдруг окажется, что территорию справа уже застолбили другие, причем кое-кто из них прославился попыткой обезглавить заложника в прайм-тайме?
– Ну это ты загнул. Даже самому последнему золотарю из числа твоих бывших коллег не придет в голову ставить на одну доску правительство ее величества и…
– Придет, если станет известно о твоих связях с одной из этих группировок.
Вот теперь-то начался разговор по существу.
– Не воображай себе, – продолжал Хобден, – что я ни разу не упомянул о них в печати потому, что считаю их невинным юношеским заблуждением. Я просто не хотел, чтобы тебе пришлось публично отмежевываться. Из тебя выйдет достойный премьер. Под твоим руководством наша страна сможет снова стать великой державой. И те из нас, кто за сильную власть, не хотят, чтобы тебе приходилось извиняться за убеждения, которые ты искренне разделяешь.
Пи-Джей аккуратно опустил бокал на кухонный прилавок и ровным голосом произнес:
– У меня никогда не было никаких связей с экстремистами…
Теперь он был Питером Джаддом, экспертом-обозревателем, любимцем телезрителей, и задействовал тот самый тон, который употреблял в теледебатах, готовясь подчеркнуто вежливо указать оппоненту на ошибку и одновременно выставить его полным идиотом.
– …но, если хочешь знать, в начале девяностых я действительно писал статью о деятельности некоторых маргинальных группировок правого толка и, собирая материал, действительно присутствовал на паре их встреч. – Он придвинулся так близко, что дышал Хобдену в лицо. – Кроме того, неужели ты думаешь, что по нынешним временам способен хоть кому-то внушить доверие? – Голос его стал бархатным. – Зато твое теперешнее жалкое прозябание покажется тебе курортом. По сравнению с тем, во что превратится твоя жизнь следом.
– Я не хочу скандала. Это совершенно не входит в мои планы. Но если бы захотел… – Аккуратно и неспешно Хобден допил содержимое стакана. – Если бы я этого захотел, то ничьего доверия мне не потребуется. Я располагаю кое-чем куда более эффективным. – Он поставил пустой стакан рядом с бокалом Пи-Джея. – У меня есть фото.
* * *
– Твою мать. А я-то думал, что хуже уже некуда.
– Дело не только в том, чтобы поднять престиж Пятерки, – сказала Тавернер. – Мы находимся в состоянии войны, Джексон. Даже тебе, у себя в Слау-башне, об этом должно быть известно. И нам дорог каждый союзник, и чем больше, тем лучше.
– Кто он?
– Дело не в том, кто он, а в том, чей он племянник.
– О господи. Ты серьезно?
– Родной брат его матери – Махмуд Гул.