— Вот и мне ты так же врезал, пидор, только ниже пояса.
Это был удар мастера — точно в солнечное, строго дозированный, чтобы наказать, а не вырубить, как раз в то время, когда Серега делал вдох.
— Ух-х-х… — Задыхаясь, Прохоров согнулся, а Лысый с силой принялся драть его за ухо, уже подраненное кушаком Самурая.
— Здесь дерутся только за деньги, понял?
— Понял я, понял. — Переведя наконец дух, Тормоз вырвался из цепких пальцев, и в это время вернулся Димон, мрачный, словно грозовая туча:
— Самурай, блин, никакой. Яйца квадратные, мениск — в лепешку, и блюет — как пить дать сотрясение. — Он сплюнул и с ненавистью уставился на Тормоза. — Опустил ты нас на деньги, паскуда! Кого теперь с Глотом ставить? Сплошная головная боль!
— Как это — кого? — Лысый насмешливо повел рыжей бровью и посмотрел на Прохорова. — А Сергей Иванович на что? У нас ведь как в боях за родину, проштрафился — искупай кровью.
Не договорив, он вдруг нахмурился и начал жать на кнопки телефона:
— Кузьма Ильич, у нас тут Самураю плохо стало, что-то бледный лежит. Может, проведем эксперимент, стравим с Глотом новенького? И я говорю, парень хороший, ну а если что — конечно, будет отрабатывать, такая, значит, судьба. Есть, понял. — Он замолчал и, выдержав паузу, вплотную придвинулся к Тормозу. — Значит, так, парень множишь Глота на ноль — получаешь штуку баксов плюс благодарность от общественности. Ложишься под него — лечение за наш счет и отрабатываешь двадцать пять кусков на мелочевке. Что скажешь, Сережа — серишь лежа?
— Поссать бы. — Держась за вспухшее, цвета помидора ухо, Прохоров направился в сортир, посмотрел, как кантовали на носилки Самурая, и вопреки пословице расположился на двух стульях сразу. Возражать никто не стал…
Было уже около полуночи, когда Димон повея его на битву с Глотом. Всю дорогу до вольера, гад, молчал, а когда прошли предбанник, гулко хлопнул Прохорова по спине:
— Давай, сделай из него урода. И в партер парень, не лезь, — у Глота бронза на Европе по дзюдо.
Подбодрил, паразит, поднял, можно сказать, боевой дух! «Хрен вам, у нас яйца тоже бронзовые». Тормоз шагнул в клетку и, захлопнув дверь, осмотрелся. Публика была уже на взводе, — блестели глаза и бриллианты, краснели щеки и зеленели баксы, а из угла какая-то пьяная задрыга истерично визжала:
— Драный! Драного хочу!
Едрена вошь, ведь это его. Тормоза, поклонница! Только почему Драный? Из-за разорванных по шву штанов? Прохоров машинально дотронулся до промежности, а в это время послышался шум, толпа дрогнула, и в клетку заявился Глот собственной персоной. Крепенький такой мужичок, мускулистый.