— Александр Андреевич!
Зверовод поднял голову и от неожиданности шагнул назад. Сбоку тропинки, на свежеосоченном бревне сидела Стефания. В ее небрежно рассыпавшихся волосах скользили лунные лучи.
— Вы почему здесь?
— Так… Расстроилась и не могу уснуть.
— Ну, пустяки!.. Можно еще повторить прогулку.
— Нет, поздно… Садитесь лучше. — Стефания дрожала. — Паршивые нервы.
Севрунов снял куртку и накинул ей на плечи.
— Успокойтесь… Ничего страшного еще не случилось.
Она подвинулась ближе и, стуча зубами, продолжала:
— Гадкое состояние… И вообще, как-то глупо получается… Пастиков тоже мечется… А мне так хотелось сегодня побывать в городе.
Зверовод закурил трубку и начал рассказывать о своих наблюдениях за маралами. Звери, по его мнению, осваивались плохо и потеряли панты.
Стефания слушала рассеянно. Мысли ее были заняты бо́льшим. Она старалась постигнуть и эту сложную обстановку и людей, а главное — причины приостановки работ на Шайтан-доле.
Стефания подняла голову, когда Севрунов зашумел в траве прутом.
— Не надо! — она сделала жест, хотела встать, но осталась на месте.
— Александр Андреевич. Неужели нам придется уезжать отсюда? Вы человек опытный, что по-вашему случилось там?
— Ничего особенного. Нужно доказать, и все обойдется благополучно. Просто недоразумение.
Над вершинами тополей пронесся косяк уток. Встревоженная полетом птиц листва шелестно затрепетала. От стана послышался знакомый кашель Самохи.
— Светает, — сказал зверовод.
— Да… Надо уснуть, — спокойнее ответила Стефания.
Утки очертили круг над озером, свистом крыл будоража предутреннюю тишину. Около берега косяк скучился и черным комом стремительно упал на всплеснувшуюся волну.
Стефания пошла по тропе к палаткам.
Разноцветный бисер росы густо лежал на шелковых травах. С поля неслись перезвоны колокольцев с боталами. Непомрачимо чистое небо обещало ясный день. Коростели умолкали.
Самоха развешивал упавшую с рогулин сеть. Увидев зверовода и Стефанию, он заулыбался, сморщил безбородую физиономию, но, присмотревшись, сразу посерьезнел.
— Чего это сна на всех нет? — недовольным тоном сказал он. Залаяли собаки и понеслись к берегу реки, из палатки вышел заспанный, с помятым лицом Пастиков. Самоха поднял над глазами ладонь.
— Кто-то на салике к берегу причаливает? — крикнул Самоха.
Взяв ружье, он не торопясь пошел по следам собак. На берег поднимался перемокший и озябший Гурьян. Поздоровавшись с разведчиками, старик сам подживил костер и начал сушить одежду. Городьба маральника не осталась незамеченной стариком. Прихлебывая чай, он спросил: