Финист летает по ночам к Марьюшке в окно, а завистливые сестры втыкают в раму острые обломки стекла – и вот утром окно залито кровью, Финист исчез. Я так плакала, что книжку отобрали. Сказали: он умер, и всё. Нашла и дочитала уже через несколько лет.
«Сказки страны Черногории».
Это тоже из стопки книг, подаренных боязливой соседкой Лилей. Черногория, то есть Югославия, была страна неустойчивая: то дружественная, то нет. В тот момент как раз враждебная. Карикатуры появлялись в журнале «Крокодил»: бешеная собака Тито и его свита.
На обложке книги всклокоченный старец с саблей, в сказках все друг друга убивают – из патриотизма, да еще и белым стихом. Все ж таки бывают книжки до такой степени скучные, что даже я, имевшая пятерки по поведению и прилежанию, не смогла прочесть.
Мне кажется, что ненависть русской публики к современному мультикультурализму порождена этой скукой фальшивого имперского фольклора, которым нас пичкали, – все эти сказки Севера, белорусские сказки, украинские, узбекские – и всюду классовая борьба и народные чаяния.
Я зачем-то привезла с собой множество этих сборников со сказками дружественных народов. Их у меня одолжили для религиозного детского лагеря под Нью-Йорком. Но, видимо, детей там учили не только религии и фольклору, но и правильным способам обращения с чужой собственностью: больше я этих книжек не видела.
Раньше не было формы в школах, но я пошла в школу уже в форменном платье с плиссированной юбочкой и со стоячим воротничком, как в Смольном институте: в те годы восстанавливались имперские обычаи.
Девочкам попроще форму покупали в магазине, она была из штапеля, а у самых бедных – из какого-то сатина. Пионерские галстуки тоже делились на сатиновые, перекручивавшиеся жгутами, и благообразные шелковые. Мне форму шили в ателье Литфонда из дорогой ткани кашемира, а шелковый галстук ежедневно гладила тетушка. Но все равно носить это надо было с сентября по июнь, каждый день; одежда не сменялась и не стиралась. К концу учебного года ребенок вырастал, юбочка уже не вполне прикрывала позорные розовые или голубые резинки с застежками, к которым пристегивались нитяные, в резиночку, коричневые чулки.
Я удивилась, прочитав «1984» Оруэлла: откуда он все знал про бытовой ужас тоталитаризма? Про запах канализации, про физическое унижение? Он это все знал по английской закрытой школе. Они жили в таких же гигиенических лишениях, с тем же чувством постоянного долга перед империей, так же лишенные уважения к ценности внутренней жизни, к человеческому, к слабому.