Она взяла Оливию за руку, вложила в неё чек и, покачав головой, пресекла все возражения с её стороны:
– Леди Элспет терпеть не могла быть чьей-либо должницей. Не отрицайте её последнюю волю, мисс Адамсон. Поверьте, вы найдёте этим деньгам лучшее применение, чем Джордж.
Не найдя подходящих слов для отказа, Оливия приняла у неё чек, но заглянула в него лишь тогда, когда Присцилла покинула холл. Сумма, выписанная размашистым почерком со старомодными виньетками, была более чем щедрой – настолько, что ей представилось, какое негодование охватит Джорджа, узнай он об этом.
***
После несправедливых обвинений, высказанных в её адрес, Оливия хотела поддаться малодушному порыву и попросить Анну принести ей ужин в комнату, но быстро передумала. Собравшись с духом, она переоделась и отправилась в столовую через анфиладу узких и сумрачных коридоров Мэдлингтона. Ей вспомнилось, как недавно на этом пути её сопровождала леди Элспет – полная жизни, искрящаяся обаянием и предвкушающая грядущее празднество и не совсем невинные развлечения, которые мог подарить ей визит родственников.
Когда она вошла в столовую, ни Седрик, ни Джордж с Викторией даже не посмотрели в её сторону, и только Бернадетта не удержалась от хмурого осуждающего взгляда, да Финч с ухмылкой отпустил пару замечаний на тему шутников и их сомнительных забав.
Ужин был преотвратным: сплошь консервированные мясные закуски – серо-розовые, в дрожащем желе, тут же растекающемся по тарелке мутноватой лужей, и остатки нераспроданных пирогов, принесённые из чайного шатра, – но никто не роптал. Мысли всех присутствующих вращались вокруг внезапной кончины леди Элспет и последующих за этим событий.
Вообще, можно было с уверенностью утверждать, что единственными людьми, кому было по-настоящему, от сердца, жаль взбалмошную и жизнелюбивую леди Элспет, были Присцилла и Оливия Адамсон.
Братьев общая потеря не только не сплотила, но и, наоборот, вызвала нарастающее напряжение между ними, от которого, казалось, в столовой витает запах озона, предвещающий скорую яростную грозу. Напряжение это выражалось мрачными взглядами в упор и отвлечёнными фразами, демонстрирующими готовность к боевым действиям. Между Присциллой и Викторией тоже наблюдалось заметное охлаждение, и из-за всей этой холодной чопорности и слов, пропитанных вежливостью и в то же время ледяной неприязнью, крошечная Бернадетта с испуганным узким личиком чувствовала себя настолько потерянной, что готова была разрыдаться. Её миссия, её самое главное в жизни дело – оберечь своих детей, дать им судьбу лучшую, чем уготована ей или их отцу, – была под вопросом, и эта неизвестность заставляла её нервничать так сильно, что столовые приборы в её руках выбивали дробь, соприкасаясь с тарелкой.