— Чего уставилась?!
Не дожидаясь ответа, влетаю в свою комнату и подпираю дверь гнутой спинкой стула.
— Пошли они все… в пекло! — с грохотом раззявливает пасть старый чемодан. — Средства ее, послушайте-ка, — летят в него тетради и белье, щетка для волос и пяльцы. — Я больше не стану! — сдираю форму, комкая, и швыряю в угол, под бывшую Касину кровать. — Гнусная стерва, — папка с вырезками занимает свое место в чемодане.
Пускай! Пусть даже не в этом году, но я окончу школу. Сейчас важнее убраться отсюда как можно дальше. Уж не потому ли Юлька сделала ноги, не дождавшись лета?
Сборы отняли у меня последние силы, и я валюсь на кровать. Перед дорогой нужно чулки сменить, не ехать же с дыркой на колене, как пропащая.
Но стоит мне изменить положение, как под матрасом хрустит что-то плотное. Сунув туда руку, достаю тетрадь в плотной красной обложке. Это же?..
«Дневник Касеньки Монюшко», — отвечает обложка голосом ее двенадцатилетней.
«Прошу вас, не читайте это», — умоляет форзац.
Поздно.
Я уже не здесь, а четырьмя годами ранее, слушаю страшилки по ночам и чищу камины вместо заносчивых выпускниц. Давлюсь грязной водой, ем в одиночестве и пытаюсь смирить в своем маленьком сердце праведный гнев. Потому что слабые не имеют права на ответный удар. Только на смирение и надежду на защиту свыше. Я молюсь с Касей, истекаю кровью с Касей, теряю разум и всем существом тянусь к холодному образу матери с навсегда застывшим лицом. И сама Кася садится на край моей постели, склоняет невесомую голову на мое плечо и водит когтистым пальцем по строкам.
«Я уже не уверена в том, что делала, а чего нет».
«Я слышу стук — и тону».
Над верхней губой выступает пот. Я бы и рада закрыть проклятый дневник, но все читаю и читаю, будто завороженная.
«Глаза мамы улыбаются, она говорит со мной, только губы ее не шевелятся».
«Я ничего не помню!»
Кася хихикает мне в ухо, щекочет ледяным дыханием.
«Тук-тук».
Я с воплем вскакиваю с кровати, сердце колотится, как сумасшедшее. Только через несколько секунд я понимаю, что стук в дверь был настоящим. Голос из коридора зовет меня:
— Магдалена, открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
Пани Новак. Еще час назад я бы и папе римскому не открыла, но после чтения Касиного дневника мне жизненно необходимо увидеть хоть одного здравомыслящего человека.
— Магдалена, я не стану тебя ругать. То есть осуждать, — тут же поправляется она. — Ты уже взрослая девушка. Давай побеседуем, как две взрослых девушки, хорошо?
Душечка — меньшее из зол. Вот если бы пришла директриса, я бы скорей из окна выскочила, чем впустила ее.