Весной Вере стала велика старая одежда. У ее матери не было денег, чтобы купить что-нибудь новое по размеру. Но Вера не унывала. Она ловко подвязывала свитера так, чтобы был виден живот. Застегивала потуже ремни на юбках и джинсах. Смеялась, подтягивая повыше колготки. Раньше мы были парой «толстушка и простушка», теперь – «красотка и ее невзрачная тень». Вера по-прежнему много и часто смеялась, но иногда ее лицо и глаза становились испуганными, растерянными, подбородок дрожал. Но скоро она снова улыбалась. Никто этого не замечал, кроме меня, – так мне казалось.
Я украдкой рассматривала ее. Тонкий нос с маленькой горбинкой – упала с лестницы в саду. Серые глаза. Малиновые, чуть припухшие губы в черточках синей пасты – у нее была привычка грызть ручки, и иногда она совала ручку в рот не тем концом, оставляя следы на губах. Я смотрела, как она наматывает красные пряди на ручку, как вынимает ее, и прядь лениво разворачивается, касается парты и соскальзывает вниз, Вера подхватывает ее и снова наматывает. Нежные пальцы со всегда ободранным лаком, на запястьях – голубые пульсирующие вены… Затаясь, я смотрела на ее профиль на фоне окна, и сердце снова то ухало, то замирало, то горел низ живота, то на глаза набегали слезы.
Раньше Вера была только моей, а сейчас я делила ее с чужими людьми. Мужчины, мальчики, парни – все цеплялись к ней. По дороге домой, в узких школьных коридорах, когда мы вечером выходили прогуляться по вечернему Гордееву – до центральной площади и обратно. Я ревниво смотрела, как мужчины пожирают ее взглядом. Девчонки тоже липли к ней, притворно восклицали, встречая Веру, лезли обниматься и целоваться, чего не могли позволить себе мальчишки. Вера никогда меня не прогоняла, но теперь не звала с собой. Меня оттирала от нее толпа, выталкивала из ее жизни. Я наблюдала за ней со стороны: вот она откидывает волосы назад, смеется, тыкает пальцем в живот Паши Стебельцова, самого красивого одиннадцатиклассника, пловца и гордости школы, он притворно сгибается, будто от боли, выпрямляется, перехватывает ее ладони, она притворно их вырывает. Меня скручивало то от желания, то от ненависти, кидало туда-обратно тысячу раз в день.
Еще был Рафаиль. Мы учились вместе с первого класса. Лет в десять он притащился на день рождения Веры с огромным букетом роз, напыщенный и смешной. С тех пор он считался кем-то вроде постоянного Вериного поклонника. Носил ее сменку, занимал нам очередь в столовке, подавал ей руку, когда она поднималась по скользким ступеням школьного крыльца. Рафаиль был ручным джентльменом, маячившим за спиной.