Сквозь огонь (Овчинникова) - страница 66

Я вырвалась, с трудом удержавшись, чтоб не двинуть ему.

– Я тебе еще раз говорю…

– Ну отец Михаил…

Покрасневший от злости батюшка вошел в церковь, Круглов – за ним. Я разозлилась на Витьку так, что заскрипела зубами. Вдобавок болели натертые за ночь ноги, поэтому я не могла развернуться и уйти: пешком до дома не добралась бы.

Из дома вышла женщина в длинной юбке и с уложенной в пучок на затылке косой. Увидев меня, она остановилась и приветливо улыбнулась. Из церковки до нас донеслась перебранка: Круглов настаивал, отец Михаил упирался.

– Вы по поводу Храмцовой? – спросила матушка.

– Да, – ответила я. – Отпеть хотим.

Матушка перекрестилась.

– Может, и согласится. Нехорошо девочку-то так…

Она предложила мне войти в дом, но я отказалась и попросила воды. Она вынесла остывший чай в граненом стакане. На дне плавало несколько чаинок. Я присела на чурбан и слушала, как пререкаются внутри.


Так. О чем рассказывали ребята? Ах да, темный угол в детском саду.

Главная героиня (тридцать пять; хорошо зарабатывает, судя по квартире; одинокая) часто наблюдает в окно за площадкой детского сада, когда детей выводят на прогулку. Зима, темнеет рано. По периметру ограды светят фонари. И вот однажды героиня замечает, что один из фонарей, в самом дальнем углу, не работает. Его не заменяют. И героиня понимает, что время от времени в темный угол забегают дети, и она ни разу не видела, чтобы они оттуда возвращались. И детей на площадке с каждым днем становится все меньше.

Чтобы убедиться, что ей не показалось, она ставит камеру и убеждается, что один ребенок зашел в темный угол и не вернулся. Она идет в сад, но там на нее реагируют как на сумасшедшую. Звонит в полицию, там советуют смотреть поменьше ужастиков.

Отчаявшись, она следующим же вечером, дождавшись закрытия сада, перелезает через забор и входит в темный угол. Там героиню ждет нечто – ее персональный страх.

Пометка: возможно, персональное чудовище – это ее воспиталка в саду. С тарелкой манной каши с комками. В моем поколении много травмированных детсадом.

Какая пошлость, черт возьми, черт возьми, черт возьми…


Перебранка становилась все тише. Вскоре из церкви вышел довольный Круглов.

– Придет завтра. Пошли скорей, пока не передумал.

– Как ты его уговорил?

– Да нормальный дядька. Объяснил ему, что, может, и не самоубийца. И еще…

– Что?

– В церкви пол прогнил местами, подремонтирую.

И счастливый Круглов пошел к машине, задорно размахивая руками.

– А «родились в один день» я тебе еще припомню, – пообещала я его спине.


Утром в день похорон пошел дождь, потом распогодилось, но ненадолго. Ветер разорвал серые облака, они летели низко над землей. Того и гляди, снова польет. Похороны, вот и дождь. Я надела простое платье, которое привезла с собой, и, повинуясь какому-то подростковому порыву, накинула сверху толстовку с капюшоном. Она застегивалась на молнию, на «собачке» болтался металлический череп со скрещенными костями. «Очень к месту», – устало подумала я. Волосы собрала в хвост, царапины замаскировала тональным кремом и припудрила. Потом оказалось, что замазанные места выделяются по цвету. Пришлось наложить тон на все лицо и накраситься. Получилось вызывающе.