Толпа расступилась, когда четверо мужчин вынесли из подъезда гроб. Возле дома стоял грузовичок с опущенными бортами. Гроб поставили в кузов, выровняли. Неизвестно откуда взявшийся порыв ветра взметнул белый подол платья, и все испуганно охнули. Но платье, пришитое или прибитое гвоздями, осталось лежать на гробу. Фотограф усиленно защелкал камерой.
Грузовичок медленно тронулся по тротуару вдоль дома. Мы пошли за ним. Впереди – Ольга Николаевна со счастливым блуждающим взглядом. С двух сторон ее поддерживали Рафа и Витька. Следом семенила толпа бабушек в платочках, дальше – все остальные. Грузовик, похрипев, повернул за угол и выехал на дорогу. Водитель и его помощник выскочили из кабины, ловко, привычно подняли борта и закрепили их железными задвижками, потом заскочили обратно, и грузовичок дал газу.
Люди стали расходиться, но большинство осталось. Витька поговорил с кем-то по телефону, потом объявил:
– Автобусы на кладбище через две минуты.
В молчании дождались автобусов. Небо заволокло темно-серой пеленой, грянул гром. Подъехало три автобуса, стукнули, открываясь, дверцы.
Круглов подсадил Ольгу Николаевну в автобус, кивком позвал меня. Я нехотя села с ними – уже не могла выносить ее блуждающий взгляд. Автобусы набились битком, как в час пик. Тяжело приседая, они двинулись в сторону кладбища. Небо почернело, и в открытые окна поплыл тяжелый влажный воздух. Мы резко затормозили на светофоре, и те, кто стоял, едва удержались на ногах, а сидящих качнуло так, что я едва не ударилась носом о спинку спереди. Тетя Оля начала неразборчиво бормотать. Я пыталась понять, но не могла, и от этого хотелось плакать.
Кладбище Гордеева находилось на одной из окружавших его сопок. Могилы поднимались вверх под резким углом, переваливали через гребень и скатывались вниз. Тут и там оградки приподнимало корнями деревьев. Автобусы петляли по серпантинной тропинке, вздыхали и ревели двигатели. Мы остановились почти на самой вершине. Вышли. Уютно и тепло, раскидистые кроны дубов защищают от солнца и дождя. Весь город – как на ладони: частные домики, многоэтажки общаги, с которой Вера упала. Я выбрала бы ей другое место – по ту сторону, откуда открывается убаюкивающий вид на волны тайги, словно на море, и сопки тают вдали. Но выбирать, по-видимому, не приходилось. Я заметила, что Витя тоже оглядывается на город и поджимает губы.
Могилы стояли редко, даты почему-то были перемешаны – свежие, этого года, и семидесятых-восьмидесятых. Среди надгробий зияла дыра будущей могилы. Все постепенно обступили ее, вытолкнули меня к самому краю, ближе к тете Оле и Круглову. Впереди, чуть вдалеке, маячила голова отца. Кладбищенские работники и водитель грузовичка с помощником начали осторожно, делая друг другу знаки, опускать гроб в землю.