За все это время лихорадочных приготовлений и перестановок мы с Джоком виделись всего несколько минут, не больше. Когда же мы оставались наедине, он хватал меня за руки, прижимал их к сердцу и постоянно твердил, что очень счастлив. Он все время рассказывал, как мы преобразуем ферму, как она расширится, расцветет. Он был настроен невероятно амбициозно. Богатство, благосостояние — рядом, только руку протяни, обещал он. Надо признать, его заверения произвели на меня впечатление, мне хотелось верить ему. В самом деле, разве наша ферма не начиналась когда-то с нуля? Так же и новая ферма, наивно думала я, разрастется и станет прекрасной, такой же, как та, которая почти исчезла теперь. Мне ничего не оставалось, как верить в прекрасное будущее, а заодно и в то, что я смогу привыкнуть к Джоку, возможно, даже его полюбить.
— Однако ты быстро согласилась. — Дос аж присела, когда я сообщила ей новость о замужестве. — Помнится, ты жаловалась, что он тебя раздражает.
— Ну, это и сейчас никуда не делось, — призналась я. — Немножко. Но я стараюсь не поддаваться эмоциям.
— Что поделаешь? — Она вздохнула. — А какой у нас выбор? И я стану женой фермера, куда я денусь? По крайней мере, он не размазня, а бравый парень.
— А как ты считаешь, это нормально, что я… — запнувшись, я обдумывала, как выразиться яснее. — Ну, не схожу по нему с ума, что ли?
— Ну, это еще впереди, глупенькая, — отмахнулась Дос и тут же уточнила: — Возможно. А возможно, и нет. Тогда ты просто позволишь ему заботиться о тебе и останешься при своих настоящих чувствах. Даже если бы твой отец не уезжал в Кейптаун, он бы не смог содержать тебя и заботиться о тебе вечно. Кстати, — она усмехнулась, — мой твердит мне то же самое. Всякий раз, когда найдет подходящий случай.
Мы с Джоком обвенчались в октябре, в День всех святых. Это была среда, ослепительно-солнечный день, до моего семнадцатого дня рождения оставалось ровно две недели. Официально вступать в брак разрешалось с восемнадцати, но мой отец считал, что мне незачем дожидаться этого возраста — я уже достаточно взрослая. Я вошла в церковь под руку с отцом и неотрывно смотрела на Джока — как будто собиралась вступить с ним не в брак, а в противоборство. На самом деле это помогало мне сохранять равновесие и хотя бы тень уверенности в себе. Во всяком случае, это помогало, пока я наконец не подошла к нему и священнику, стоявшему рядом в мантии с высоким накрахмаленным воротником. И тут мое сердце, точно сорвавшись с привязи, понеслось вскачь. Оно колотилось так сильно, что мне казалось, все вокруг слышат его глухие отчаянные удары. Все вокруг догадываются, даже знаю наверняка, что я вовсе не люблю этого человека, — напротив, я даже не испытываю к нему симпатии. Однако любовь обманчива — мне это было тоже хорошо известно. Она не принесла ничего хорошего моему отцу, ни в браке с матерью, ни с Эммой. Может быть, если выйти замуж по расчету, опираясь не на чувства, а на здравый смысл, моя судьба сложится удачнее, чем вышло у них? Мне ничего не оставалось, как уповать на подобный исход, и, схватив Джока за руку и выслушав все долгие слова, приличествующие случаю из уст священника, я едва слышно вздохнула: