Увидев его, Торнхилл мгновенно пожелал ему смерти. Ты мертв, подумал он. Но Головастый был жив, хотя понятно было, что жить ему осталось недолго. Лицо его было пепельно-серым, глаза ввалились. Темная, почти черная кровь сочилась из раны, пропитала всю рубаху. Торнхилл видел, что копье, войдя в плоть, затянуло с собой и ткань. Роились мухи. Рот Головастого был широко открыт, но из него не вылетало ни звука. Говорили только его глаза, неотрывно глядящие на Торнхилла.
Конец копья колыхался при каждом неглубоком вздохе.
Торнхилл почти физически захотел вернуться во вчера или даже на час назад, в то время, когда ему еще не надо было участвовать во всем этом.
Он слышал, как вскрикнул Нед, то ли от удивления, то ли от отвращения. «Мерзавцы проткнули его копьем», – пробормотал он. Он шагнул вперед и собрался дотронуться до копья, но Головастый издал ужасный крик. Дэн, прикрыв рот рукой, как бы стараясь, чтобы Головастый его не услышал, спросил: «Он безнадежен, да, мистер Торнхилл?» Головастый мигнул, одна рука его сжалась, будто обхватила весло.
«Умри, – пожелал ему Торнхилл. – Ради бога, умри».
Но Головастый не умирал, а только смотрел на него. На секунду прикрыл глаза и снова уставился. Сильно парило, дышать было нечем. За полем Головастого стеной стоял лес. Торнхилл почувствовал, что его затягивают события, к которым он не готов. Как будто за него говорил кто-то другой, и этот другой произнес: «Давайте отнесем его в лодку и отвезем в Виндзор. В больницу».
Они сходили к лодке, соорудили носилки из паруса и пары весел. Слава богу, было чем заняться. Парус, веревка, весла – все такое обычное, нормальное. Да и сооружение носилок могло бы показаться нормальным занятием, если бы они не помнили, что носилки предназначены для человека, который лежит всего в шагах пятидесяти от них, а из живота у него торчит копье.
Они вернулись к Головастому. Он все еще был жив. Когда они перекладывали его на носилки, он кричал, выл на одной негромкой ноте. Носилки пришлось нести всем троим, придерживать копье было некому. Головастый сам ухватился за древко обеими руками и сопровождал каждый их шаг вскриком. Костяшки у него на пальцах побелели. По лицу Торнхилла струился пот. Наконец они забрались в лодку и положили Головастого. «Ну вот, приятель, – сказал Торнхилл. – Теперь все будет в порядке».
Дэн прижал к губам Головастого бутылку с ромом, наклонил. Ром бежал по подбородку, смешиваясь с кровью. Почему же ты не умираешь, думал, глядя на Головатого, Торнхилл. Он ненавидел его за то, что тот все не умирал. Достал носовой платок и накрыл им лицо соседа, чтобы мухи не лезли в глаза и в нос.