, по ней врачи это все дело как-то измеряют. Задают кучу вопросов, а потом делают какие-то выводы, уж не знаю, насколько правильные, но сами они в них делают вид, что верят. По этой шкале у Лильки примерно средние значения. Средние между нормальным человеком и тем, кто не чувствует вообще ничего. Это не означает, что ее ощущения вдвое слабее моих или ваших. Все зигзагами. Непредсказуемыми зигзагами. То она вообще словно каменная, то вдруг может как-то отреагировать. Смеха, настоящего смеха, я от нее за всю жизнь ни разу не слышала. Но несколько раз было такое, что она улыбнулась. Когда я ее улыбку впервые увидела, ей уже лет шесть было. Меня тогда этой волной счастья о стену чуть не расплющило. Думала, все, пошел прогресс, что-то стало меняться. Ага, как же. Второй раз она улыбнулась уже в третьем классе. Как сейчас помню, смотрели мы телевизор. Фильм был какой-то, самый обыкновенный. Какие-то террористы, перестрелки, драки на крыше. Стас такое любит, ну и мы в тот вечер ему компанию составили. И вот был момент, когда одного из героев, не самого главного, конечно, а его напарника, эти террористы сбрасывают с крыши. И вот он падает вниз, руками машет, ногами. А на лице отчаяние человека, понимающего, что смерть уже неизбежна, что она уже почти наступила. И в этот самый момент Лиля протягивает руку в сторону экрана и улыбается. Я спрашиваю ее, Лилюша, чему же ты радуешься, ведь дядя сейчас разобьется? Она голову ко мне поворачивает и отвечает, ведь пока не разбился, красиво было. Красиво! Вы слышите? Красиво! Сколько мы с ней бились, цветочки всякие показывали, в зоопарк возили к зверюшкам, все пытались объяснить, что такое красиво. Ни в какую понять не могла. А здесь человек вниз падает, это оказывается красиво!
Кожемякина занесла было руку над бокалом с коньяком, но затем, щелкнув пальцами в воздухе, положила ее обратно на стол.
— Так мы в тот вечер фильм и не досмотрели. Стас распсиховался, и я увела Лильку в спальню.
— А почему вы ничего не сказали нам в первый день? — Илья недовольно нахмурился. — Перед тем как я поговорил с Лилей?
— Почему не сказала? — Мария Александровна раздраженно пожала плечами. — Вы не особо хотели слушать. Я ведь пыталась вам объяснить, что девочка может вести себя немного странно. Вы что мне ответили?
— Что?
— Что с лицами, достигшими шестнадцатилетнего возраста, вы имеете право общаться без присутствия родителей.
— Да? Я так сказал? — заерзал на стуле Лунин.
— Ну не вы, — небрежно махнула рукой Кожемякина, — этот ваш приятель. Изотов. Он, уж не знаю зачем, вышел в коридор, я и попыталась с ним поговорить. Знаете, после того, как с нами обращались на вертолетной площадке, особого желания спорить у меня не возникло. В конце концов, Лиля никакого отношения к убийству Зарецкого не имеет, так что мне было абсолютно все равно, как сложится ваш с ней диалог.