— Мам, давай этим летом поедем в Устиновку.
И сама его просьба, и необычная настойчивость застали мать врасплох.
— Что это ты? — Она отложила остаток теста, недоуменно глянула на сына. — Придумал. Так сразу, с бу́хты-бара́хты. Сели — поехали.
— Разве я говорю — «сразу»? — немного обиделся Юрка. — Не завтра, не на этой неделе, а погодя, когда время выберем… Ты же знаешь — мне давно охота туда съездить.
— А мне думаешь — нет?.. Но все не до того было. — Мать перевернула пирожки на сковороде, добавила под них ломтик маргарина. — Как поедешь? Собраться надо, хоть какие-то подарки добрым людям повезти. Где у нас на это деньги?.. Да еще и болячки ко мне привязались.
— Можно и без подарков, — рассудительно заметил Юрка. — Люди все понимают. Миллионов теперь ни у кого нету.
— Они-то понимают, но нам с тобой неудобно, стыдно. Те люди во время оккупации столько нам добра сделали. В какой двор ни зайди — все помогали, чем только могли… Как же заявиться с пустыми руками, не отблагодарить? Нельзя, сынок, стыдно. Ты же должен понимать, большой уже.
— Это я понимаю, — уступил Юрка. — Да сильно охота поехать в Устиновку. Хату нашу увидеть, поглядеть, какое село стало, когда после немцев отстроили. Хоть бы денек в речке порыбачить, потаскать бубырей[1]… Ты же раньше — помнишь? — обещала, что будем ездить и в Устиновку, и в Раздольное.
— Обещала… Если бы, сынок, так просто сбывалось все, что мы загадываем или обещаем себе. Совсем другой стала бы тогда жизнь.
— Самой некогда — одного меня отпусти, раз говоришь — большой уже. Я мигом. На поезд и — ту-ту-у!
— Большой, когда рядом с матерью. А без матери — еще дите… Никуда я тебя одного не отпущу.
— Я ж говорю: вместе — оно лучше. У тебя скоро отпуск. На отпускные и съездим. Билеты недорогие, я узнавал.
— Когда успел?
— Дело нехитрое.
Мать задумалась. На Юрку не глядела, словно прислушивалась к чему-то или ждала стука в дверь. Сковородка задымила.
— Пирожки горят, — подсказал Юрка. — Снимай скорей.
— Это ты виноватый! — достался ему шлепок пониже спины. — Заговорил меня, затуркал… Мой руки, ужинать будем.
Но и за столом Юрка твердил то же самое:
— Ну, мам, давай поедем. Хоть на недельку. Мне бы хоть разок порыбачить… Ну скажи, что поедем. А?
Мать и на этот раз промолчала.
В воскресенье утром, пораньше, мать сбегала на базар, принесла редиски, пучок луку, две низочки копченой азовской кильки, лучше которой не надо Юрке лакомства, хрустящего щавля для «зеленого» борща. Позавтракали — мать снова куда-то заторопилась, пообещав через час вернуться. Юрка кивнул без всяких расспросов и сел читать «Молодую гвардию»: покоренный отвагой и смекалкой Сергея Тюленина — следил за каждым его шагом.