— Хотела написать… и передумала. Зачем? Что от этого изменилось бы? Ничего… Ты бы только еще больше стал меня презирать.
— Почему так думаешь?
— Знаю по другим девчатам. Не я такая первая, не я — последняя… Спасибо, Юрочка, и за то, что приехал. Повидалися — и мне теперь легче будет. Запомню тебя вот таким… уже взрослым. А то думала — никогда больше не увижу. Только на карточку смотреть буду.
— А если к тебе опять захочу приехать?
— Зачем?
— Забрать тебя отсюда.
— Нет, Юрочка, — с жалью сказала она, — этого никогда не будет. Зачем тебе т а к а я жена? Чтоб ты потом всю жизнь мучился, чувствовал себя обкраденным?.. После всего этого ты же не сможешь относиться ко мне так, как хотел бы. Не сможешь, я знаю.
— Ну как же это наперед можно знать?
— Можно, Юра… А мне, думаешь, было бы легко? Так бы и ходила вечно со своей виной… как проклятая. Такое не прощается — люди верно говорят. Зря говорить не будут. Сколько ни заставляй себя — все одно не сможешь забыть… Я много про это думала, когда письмо твое получила… и после, как Семка родился. И ничего не придумала. С какой стороны ни глянь — выходила нам с тобой разлука. Потому и наплела про мужа. Чтоб ты меня скорей забыл… Выскочила девка замуж — и нету ее, поминай как звали.
— Может… и остальное напридумывала? Всякое пишут солдатам. Бумага терпит.
— Что ты, Юра! — Щеки ее вспыхнули. — Все правда. Клянусь!.. Любить я тебя не перестала и не перестану. Никто мне это не запретит. — Она посмотрела ему в глаза. — Даже ты.
— А сама прогоняешь меня.
— Я не прогоняю… Господи, если бы можно было что-нибудь изменить! Но я же знаю — ничего уже не изменишь, не вернешь. Ничего! Зачем же обманывать и себя, и тебя?
— Больше ничего возвращать и не надо, — сказал Юрка. — Встретились же. А могли и не встретиться. Ну вот… У людей и не такое бывает. С двумя… а то и с тремя детьми берут жен — и ничего, живут.
— Бывает, верно. Есть и в нашем селе. Насмотрелась… То уже не жизнь. Я так жить не хочу. Нас с тобой я представляла совсем по-другому… Не хочу потом стать тебе постылой. Лучше так, врозь. Мне это — по заслугам. Сама во всем виновата — самой и расхлебываться… А сегодня я тебя, Юрочка, не прогоняю. Что ты! — Она положила на его руку небольшую ладонь — обветренную, шершавую. — Я бы надолго тебя тут оставила… возле себя. Потом бы отпустила навсегда. Но и это нельзя. Тебе — на поезд.
Юрка хотел опять ей возразить, подыскивал убедительные слова, но Таня упредила его:
— Не надо ничего говорить, Юра. Теперь давай просто посидим… и помолчим.
И он ей повиновался.