— Отчего же нет? Готов идти вместе с тобой… А кто же все-таки строил избушку?
Егорыч придвинулся к нашему светильнику.
— Говорят — Тимофей Корягин. Но я его так и не видел, а охочусь тут давненько. Помню, года четыре назад — работал я тогда агрономом в областном управлении — смотрели мы земли по Ушмукану, притоку Монгоя. И повстречался нам старик с лайкой и чудным ружьем — одноствольным, старинной конструкции. Старик высокий, кряжистый, с густой бело-рыжей бородой. Но не знаю, Корягин то был или кто другой. Не спросил. Рассказывают, он давно тут селился — лет тридцать назад. — Егорыч сунул в огонь валежину, налил себе полкружки чаю. — Дело-то как, говорят, было? Однажды приехал Тимофей на Монгой ягоду брать. Приехал с молодой женой. Брали вместе… Потом он спустился в ключ за водой. Жена осталась на ягоднике. Тут ее медведь и повстречал… Схоронил Тимофей жену и ушел из села. Одинокому было все равно, где жить. Срубил эту избушку… Летом — с геологами ходил, к топографам нанимался, сенокосчикам помогал, связистам. Зимой охотничал. Прожил тут долго. А как ноги сдали и глаз не таким верным стал — потянуло опять к людям. Жилье свое всякому захожему оставил… И кого здесь только не перебывало! И охотники, и рыбаки, и ягодники, и геологи, и лесозаготовители. Даже художник один жил…
Закончив рассказ, Егорыч опять откинулся к стене. Я собрал ружья и стал укладывать в рюкзак продукты: кроме нас, в избе были и старожилы — полевые мыши-проныры.
— Может, на бок? — предложил Егорыч. — Сегодня уж никто сюда не пожалует. Вот завтра — суббота, ожидай пополнение.
III
Свечу загасить не успели. В тишине — шаги. Распахнулась дверца. Из темноты:
— Привет охотникам! Пустите к огоньку.
— Заходи, ежели не разбойник, — отозвался Егорыч.
Большой кирзовый сапог водворился в наш терем, вслед за ним протиснулась коренастая фигура. Человек осмотрелся, притворил за собой дверь, присел на порог. Снял шапку, обнажив смуглый лоб и короткие сбившиеся волосы, располагающе улыбнулся.
— Добрый вам вечер. Не помешал? А я-то боялся — приду в холодную избу.
— Что так поздно?
— На попутной ехал, поломка случилась. Помогал шоферу.
— Ну, раздевайся, — пригласил Егорыч гостя. — Вон суп в котелке, вон чай. Подкрепляйся.
Вдвоем в тайге хорошо, втроем — лучше. Наш новый знакомый — звали его Игнатом — был шофер из Читы, лет сорок…
Укладывались перед полуночью. Догорали в печке головешки. Слабые отблески то возникали на потолке и стенах, то, дробясь и вздрагивая, медленно гасли…
Я вышел за дровами.
Тишина… Такая, какая бывает только в тайге, и только глубокой осенью, когда по ночам воздух уже густеет от мороза; когда поникли травы и опали последние листья; когда, чувствуя приближение метелей, затаились и зверь, и птица; когда от близкого дыхания зимы стынут, погружаясь в долгий сон, и лес, и земля… Чу! — всплеск на речке: должно быть, утки. Они еще летят. Последние… И снова — тишина.