— Вон, окаянные!.. Черти вас носят где не надо. А ну домой!
В березнике промелькнули и сразу же скрылись две собаки. Глашиха приметила: обе матерые, одна бузой масти, другая — черней угля. Подумала: «Чьи же это?» Но сразу вспомнить, сообразить не смогла: собак-то в деревне, однако, больше чем людей, поди упомни всех. Таиться не стала — вышла на чистое место, окликнула соседку:
— Анюта! Ты кого тут распогоняла?
Анюта даже прянула от неожиданности — как будто ее застали на ворованном и огрели исподтишка хлыстом.
— Ой, господи!.. Это ты, бабушка? Ну и напугала меня. Как из-под земли явилась. — И залепетала растерянно, притворной скороговоркой: — А я дочку уложила и побежала на Солонцы. Поглядела, поглядела — нету тебя нигде. Я дальше, в березник, за тобой. Думаю — где-то же тут будешь ходить… Ну, нашла чего-нибудь?
— Не, никакого толку. Хоть бы шерсти клок… Может, худо гляжу? — Глашиха подошла поближе, кумекая, с чего бы это так растерялась перед нею Анюта; настойчиво переспросила: — А ты кого, говорю, распогоняла?
— Где? — смешалась Анюта.
— Да где же. Тут вот, сейчас.
Анюта невинно, с улыбкой посмотрела на Глашиху:
— То тебе, бабушка, показалось.
— Пошто? Я еще не слепая. Собаку от коряжины отличить могу. Собак-то я видела. От тебя вон туда, под гриву помели, — указала Глашиха посошком. — И голос твой, Анютушка, слыхала — не глухая, слава богу.
— А, ты про собак? — закрутилась Анюта. — Я их тоже видела. Когда сюда подходила — шабаршили в кустах, наверное, бурундуков гоняли. Да разглядеть не успела, что за собаки.
— А я успела, — лукаво сообщила Глашиха, ожидая, что еще такое придумает Анюта, как дальше соврет. — Одна бузая, другая черная. Чьи такие — не знаешь?
— Откуда мне знать? Я их не запоминаю. Наших серых с другими не спутаю, а остальные для меня что есть, что нету.
— Эти-то по масти приметные… Наверно, где-то тут поблизости и доедали мою барануху. Давай-ка поищем, чего недоглодали, язвы.
— Конечно, поищем, — услужливо согласилась Анюта. — Для того я за тобой и бежала. — И сразу же пошла прочь от ручья, от поляны, на которой они стояли.
Но Глашиха уходить отсюда не торопилась. Она дотошно оглядела, что ни на есть вытропила всю поляну, потом дала круг по опушке и, уже замыкая его, наткнулась в багуле на большое пятно черной, спекшейся крови, а в нескольких шагах увидела распластанную, клоками рваную овечью шкуру, — из нее торчали обглоданные кости, рядом валялись присохшие кишки. Шкура была без головы, голову собаки отгрызли и утащили.
— Ну вот, — вздохнула Глашиха по убиенной, — тут они тебя, волки, и приговорили, дуреху этакую… Анюта-а! — позвала, воротила соседку. — Поди сюда. Нашлася пропажа…