— Придумал, Иванушка-дурачок, — обиделась на брата Дуняша. — Разве можно исть Зорьку? Она ж нас молоком поила… Я ни за шо не буду исть. А ты, мам?
— Никто не будет, — сказала Пелагея твердо. — Обдирать — рука не поднимется. Захороним нашу кормилицу… та и все.
— Смотрите сами, — сказал дед Мирон. — Еды зараз, конешно, никакой нема. Та меня коснися — я б расстрелянную коровку есть не стал. Грешно як-то.
— Правильно, мам, — поддержал Володя деда Мирона. — А то Ванька скажет тоже… ляпнет чего попало, голова садовая.
— Чего я, чего? — ершом нашеперился Ванька. — Уже и сказать ничего неззя. Може, я просто так, пошутковал. А вы уже накинулися.
Не слушая его оправданий, Володя — как старший в семье из мужиков — сказал последнее слово:
— Отвезем Зорьку за село и захороним… как водится… Позвать, мам, людей на подмогу? Пошли позовем, дедушка Мирон.
— Зови, сынок, — тяжело вздохнула Пелагея — так тяжело, ровно из хаты предстояло выносить покойника. — До ночи успеем.
Грозный орудийный гул окреп, стал почти непрерывным и совсем близким. Громыхало, бухало, прокатывалось эхом с трех сторон. Иногда казалось — наши войска окольными, кружными дорогами слева и справа обогнули село, развивая наступление — устремились вперед, по пятам врага, а про Устиновку, стоящую на отшибе от магистральных путей, — какое там ее стратегическое значение? — забыли, и пока они придут сюда, немцы не только скотину, но и людей сведут со свету или — что ничуть не лучше — угонят всех в Германию.
Будто запаленный, ушедший от преследователей связной, к Юрке прибежала Танюха:
— Сюда, скорей!.. Все… уходят из села люди. Ховаются, хто куда… Соседи наши уже… подалися вверх по речке. Вы не собираетесь? Где твоя мамка? Скажи ей.
С тем же пришла тетя Вера:
— Как нам быть, Люда? Что придумать? Бросить хаты и тоже уходить?.. От немцев сейчас можно всего ожидать.
— Оно так… Да коли суждено тебе — никуда от своей смерти не убежишь, — рассудила Юркина мать. — И не очень-то схоронишься в степи. Особенно с детворой… Давайте держаться возле хат. Пелагея со своими — тоже никуда. Нечего и нам срываться… А начнется стрельба — в погребе пересидим.
— Та мне, думаешь, охота блукать? Возле своей хаты оно спокойней. И вещи можно постерегти. Только надо загодя повыносить их во двор. А то когда село подпалят, будет поздно.
У Юрки с матерью имущества было — кот наплакал. В три-четыре захода опустошили мазанку, — опять сделалась она нежилой, словно обреченной на погибель. Потом пошли к тете Вере и Танюхе. У них повытаскивали в садок две кровати, скрученные постели, два стола — круглый, на толстой ноге, и кухонный о двух дверках, табуретки, стулья, длинную дубовую лаву, неуклюжий комод с железными ручками, похожими на ракушки; в одеяла, ря́дна