— Где Аленка? — спросил он.
— Аленка? Ну… Виктор Павлович заболел же.
— И что?
— Мне одной ее не поднять. Я же работаю. А ты пропал. Говорили, что тебя убили.
— Почти, — согласился он.
— Вот и я говорю. Мы же на самом деле не верили, но бумага была… Я сейчас тебе покажу.
— Не нужно, — остановил он ее порыв рвануть из кухни. — И что?
— Ну и вот. Нам предложили… То есть… Ну, в общем… появился очень хороший вариант. Очень хороший. — Она прекратила свою бурную деятельность вокруг чайника и замерла, взыскательно посмотрев на него. — Это очень хороший, дефицитный вариант. Ее на время взяли в закрытый санаторий… Это спецшкола. Закрытая. Да, именно. Тут недалеко. Там учат… Ну всему такому… И в очень хорошем месте. Лес рядом, озеро. Питание хорошее.
Из ее путаной речи он понял главное.
— Интернат?
— Ну почему сразу интернат? То есть… Ну называется он, конечно… Только не подумай чего такого. Ей там очень хорошо.
— Адрес! — потребовал он.
Эта… Он даже нормального определения не мог ей подобрать. Короче говоря, она свою внучку сплавила в интернат. Как сироту. Не чужую, не приблудную, а свою родную и единственную внучку! Тварь!! Он почувствовал, как от желудка, от съеденной только что картошки, к голове поднимается волна бешенства. Страшного особенно потому, что перед ним была немолодая и не очень умная женщина, его некровная и, вообще, довольно отдаленная родственница, которую он прямо сейчас, немедленно, готов был избить, искалечить голыми руками. Спасло ее только то, что она выскочила из кухни, и Олег получил несколько минут для того, чтобы взять себя в руки.
Она вернулась с половинкой тетрадного листочка в руках с потертыми краями и протянула его Олегу. Он внимательно прочитал текст, написанный корявыми буквами. То, что она называла санаторием, было обычным детским домом в соседнем районе. И телефон. Он убрал листок в карман и посмотрел на родственницу. Та все еще довольно бойко глядела на него. Даже с некоторым вызовом.
В этот момент со стороны входной двери раздался невнятный шум, а несколькими секундами позже пронзительная трель дверного звонка. Женщина встрепенулась и буквально вылетела из кухни, успев на ходу закрыть за собой застекленную дверь с плакатом-календарем на ней.
Олег прислушался. Скрипнула задвижка, мягко щелкнул дверной замок, торопливый шепот — слов не разобрать, — и тишина. Судя по всему, женщина вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь.
Прошла минута или чуть больше, пока звуки прозвучали в обратной последовательности.
— Соседка, — беспечно, почти весело сообщила она. И с явным облегчением. Но Олег почувствовал, что эта беспечность наигранная, то есть обманная, опять что-то скрывающая, маскирующая.