. И именно на этой стадии, по мысли Шпринцака, вступает в игру терроризм.
В целом я поддерживаю Шпринцака в том плане, что эффект демонизации проявляется в делегитимации оппонента. Когда добровольцы ИГИЛ бранили шиитские ополчения с иракским правительством «крысами» и «паразитами», то стремились уничтожить доверие к руководству страны и подорвать его авторитет. Иногда это даже срабатывало. Если же не ограничиваться обзывательствами, теракты, которые оппонент, очевидно, не может никак контролировать, могут быть действенным инструментом для подрыва его легитимности – как обнаружил на израильских выборах 1997 года премьер-министр Шимон Перес. Проводником делегитимации тогда выступил именно терроризм.
Однако же так случается не всегда. Иногда правительство реагирует на терроризм так, что его авторитет для его сторонников лишь усиливается – как это произошло с реакцией на теракты, которую предложили Британия и Франция. В прочих случаях теракты, в особенности завязанные на религии, совершались не с целью делегитимировать, хотя зачастую в итоге этого и достигали. Это вопрос мотивации: стремились ли исполнители тех или иных терактов к тому, чтобы уничтожить доверие к своим оппонентам? Когда я напрямую спрашивал об этом причастных к терактам людей – доктора Рантиси и стоявших за подготовкой «живых бомб» хамасовских оперативников, а также Махмуда Абухалиму и его соратников по подрыву Всемирного торгового центра, – те отвечали весьма расплывчато. Масштабы конфликта, по их словам, таковы, что подобные действия вполне обоснованы и неизбежны.
Если отправляться от слов активистов, оказывается, что их первичная цель – вовсе не делегитимировать оппонента. Большинство религиозных активистов, по всей видимости, не мыслят тактически. Вместо того чтобы пытаться сладить с оппонентами стратегически, вырабатывать тактику и изыскивать способы их дискредитировать, активисты полагают, что участвуют в великом конфликте, в котором дискредитация оппонентов происходит сама собой – и, может быть, даже задним числом. Предпосылкой равно делегитимации и демонизации является само это переживание участия в космической войне.
Убедительность идеи космической войны для религиозных активистов связана, как мы уже видели ранее, с тем, что она облагораживает и возвеличивает их самих как ее участников – в особенности же тех, кто отчаялся в своих обстоятельствах и дерзновенно им противостоит. В этом смысле эта концепция – попытка не делегитимации, а дегуманизации: тем, кто иначе бы был ими парализован, она дает выход из унизительных и невыносимо тяжких положений. Они становятся террористами не только чтобы принизить врагов, но и чтобы самим обрести ощущение силы.