XIX
– И вот именно сейчас, когда мы коснулись Микеланджело, мне захотелось спросить тебя о Рихтере.
В годы занятий с Ниной Львовной вы как-то чувствовали его присутствие? Ведь он был совсем рядом тогда.
– О да! Это целая большая тема! Конечно, Рихтер был рядом. Мы не пропускали его концертов. Около него музыка раскрывалась нам с какой-то особенной глубиной. Его Шуберт, Бетховен и Брамс, его Дебюсси, его Гайдн и Прокофьев! Невыразимая полнота его искусства. Вокруг наших чисто вокальных задач появляется широкий ландшафт мировой музыки. И это восхищало и окрыляло. Мы ощущали композитора в целом, ощущали связи великих музыкантов. Их оригинальность и преемственность, их независимость и все же зависимость друг от друга. Линии: Моцарт – Шуберт, Шуберт – Лист, Шуман – Брамс, Шуман – Чайковский, Гайдн – Прокофьев, Гайдн – Хиндемит и, наконец, Гендель – Шостакович – все это линии рихтеровских программ.
Это его музыкальный мир. Под этим небосводом мы оказались почти с детства. Конечно, это имело колоссальное значение. Однако я так стеснялась его, что просто глаз не могла поднять. Это продолжалось долго, многие-многие годы, пока он сам не предложил мне музицировать вместе.
В работе он был так внимателен, так бережен ко мне, так щедр на одобрение, что я и не заметила, как освоилась, и мне было с ним легко и свободно.
Очень часто он говорил:
– Давайте это теперь покажем Ниночке.
И Нина Львовна тут же начинала работать с нами. Она постоянно слушала, и репетиции наши, и концерты. И эти воспоминания теперь драгоценны для меня.
XX
– Но вернемся в консерваторские годы. После моего успеха в Хельсинки меня пригласили в Новосибирский театр на роль Дездемоны. Были и другие заманчивые предложения. У меня закружилась голова. И Нина Львовна была довольна. Но соглашаться сразу она мне не советовала. Она говорила:
– Подожди, Галя. Это никуда не уйдет. Мы еще не показывались в Москве.
И она оказалась права.
Сразу же после диплома меня пригласили солисткой в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. И здесь не было ничего случайного. В свое время сам Немирович-Данченко приглашал в свой театр Нину Львовну, считая, что ее вокально-сценический талант, умение не только петь, но также играть необходимы театру.
Ведь настоящий артистизм, тот самый, которым владеют драматические актеры, у оперных певцов явление редкое.
Нина Львовна очень ценила это качество в артистах и сама в высшей степени им обладала.
Непринужденное движение, великолепное произношение, естественная мимика и полная сценическая свобода – всему этому можно было научиться в ее классе.