Я же особенно увлекалась оперной студией и к концу учебы в консерватории, по-видимому, хорошо овладела этим вокально-драматическим артистизмом. Поэтому мое появление в театре Станиславского и Немировича-Данченко было совершенно естественным. Вот такая история…
Но, как ты думаешь, этот рассказ не проигрывает оттого, что я так много говорю о себе?
– Ты знаешь, я этого как-то не замечаю. Я вот слушаю и думаю: как много ее в тебе, и в твоем репертуаре, в твоих взглядах и устремлениях, во всей твоей судьбе. Недаром она говорила: «Когда поет Галя – пою я». И это не просто слова. Это слышно. Иногда это слышно даже у твоих учениц. Здесь ты говоришь о себе, потому что я прошу тебя об этом. Но это только фабула. Только сюжетная канва, и, по-моему, это только способ рассказать о ней. И хороший способ. Достоверный, от первого лица, не с чьих-то слов, а от себя.
Мы живем в настоящем времени, в точке между прошлым и будущем. И для жизни другого места нет. Мы наполнены памятью. Толстой говорил: «Память уничтожает время». Конечно, память превращает прошлое в непреходящее. Наша память избирательна. Ненужное мы забываем. Наша память – это наша собственность. Наша память – это мы и естъ! И если мы, вспоминая, говорим правду, мы поневоле говорим о себе. И в этом особое очарование личных воспоминаний.
Но в передней звонок. Слышно – кого-то встречают. Мы выходим. Пришла Галина ученица, милая девушка с живыми, талантливыми глазами. Увидев меня, человека незнакомого, она смутилась, как-то торжественно-тихо поздоровалась и протиснулась в уголок передней, не зная, что делать дальше. Галя, смеясь, пропустила ее в комнату и прикрыла дверь:
– Это у меня для опер Моцарта.
Мы прощаемся…
* * *
Переулком вышел я к площади. От дальних домов, от крон тополей у зоопарка уже поползли ранние вечерние тени… Итак – память…
Я помню Галю студенткой, помню, как приходила она на уроки к профессору Нине Дорлиак. Когда это было? Неважно. Память уничтожила время, и его больше нет. А сейчас эта милая девушка точно так же пришла на урок к профессору Галине Писаренко. Вот и все. Просто и… непонятно…
I
Итак, сцена… Эстрада. Музыкант. Артист. Как далек этот мир от жизни художника, от созерцательной тишины мастерской, от одинокого неторопливого труда, от возможности когда угодно отложить кисти, взять книгу и завалиться с ней на диван или раскрыть окно и смотреть, как солнце спускается к дальним холмам предместий, как блестит в золотистой пыли железная дорога и как глубоко внизу, на дворовом асфальте постепенно густеют вечерние тени…