Подразумевалось, что лукавили. А когда их разоблачили — еще и лгали: «Заботой о литературе объяснили эту затею ее организаторы (В. Аксенов, А. Битов, Ф. Искандер, В. Ерофеев, Е. Попов и др.) и секретариату правления Московской писательской организации, и всем остальным. „Основная задача нашей работы, — писали впоследствии они, — состоит в расширении творческих возможностей советской литературы…“».
Цитатой и обосновал Кузнецов сказанное ранее о «лжи». Далее — издевался: «Ах, лукавцы! Этакие беззаботные и безобидные литературные шалуны!»
По его словам, организаторы неискренними оказались. В противном случае они бы суждением о своей «задаче» открыли бы «альманах „Метрополь“! И вопрос был бы, ко всеобщему удовлетворению, тут же решен: люди позаботились о советской литературе, пришли в родную писательскую организацию с интересным начинанием, попросили творчески обсудить его, чтобы отобрать все действительно ценное, что по недоразумению не попало на журнальные или книжные страницы, подготовить предисловие, начинающееся процитированными только что словами — и в путь! В любое отечественное издательство».
Тут Кузнецов и проговорился невзначай. Цензуру подразумевала та последовательность действий, что предлагал он в качестве единственно правильной. С просьбой о разрешении были б должны обратиться составители «Метрополя» в «родную писательскую организацию». Там литературные функционеры и отбирали бы «все действительно ценное».
Получилось совсем иначе. А далее, по словам Кузнецова, он и другие функционеры все же попытались избежать конфликта, вернуть ослушников на путь единственно правильный — характеризованный выше: «Именно такой, нормальный, естественный ход делу и предложили составителям „Метрополя“ в секретариате правления Московской писательской организации».
Ослушники же упорствовали. И Кузнецов демонстрировал негодование: «Как раз естественное, нормальное развитие событий и не устраивало составителей альманаха».
Разумеется, «не устраивало». Как раз такое «развитие событий» и не было «естественным, нормальным», если альманах — бесцензурный. Вся затея теряла смысл.
Ну а Кузнецов особенно возмущался сказанным в предисловии. Объявил неприемлемым принципиальный отказ составителей от цензорско-редакторского вмешательства: «Ничего себе условьице для успешного решения задачи „расширения творческих возможностей советской литературы“!».
Критик и литературовед прав был — по-своему. Если точнее, по-советски. Далее Кузнецов утверждал, что «метропольское» условие — «на грани шантажа и фантастики: ни одно издательство в мире не в состоянии принять его, если там думают об интересах дела, а не о грязной игре, не имеющей ничего общего с литературой».