Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов (Фельдман, Бит-Юнан) - страница 122

Иной перспектива могла быть лишь в случае предварительной договоренности. Например, с Кузнецовым, согласовавшим инициативу в инстанциях вышестоящих. Рискнувшим — в надежде на успех. Однако «метропольские» организаторы о подобного рода переговорах не сообщали.

Допустим, в 1977 году Ерофеев, Попов и Аксенов, решив напечатать отвергнутое редакциями либо вовсе утаенное от редакторов-цензоров были готовы рискнуть писательским статусом. Предположим, тогда же Липкин с Лиснянской приняли аналогичное решение, хоть вероятность еще меньше. Почти что нулевая. Но вовсе не верится, чтобы готовность к такому риску проявили Искандер, Битов, Ахмадулина и Вознесенский.

Безусловно, «верится»/«не верится» — не аргумент. Однако не только «метропольцы» пренебрегали неписаными правилами: Кузнецов почти год словно бы не замечал «метропольскую» инициативу.

Ладно, пусть не замечал — сам. Так нашлось бы кому привлечь его внимание к проекту, долго обсуждавшемуся за столами ресторана ЦДЛ. Подчеркнем еще раз: все московские писательские начальники знали о подготовке альманаха.

Секрета и не было. Это акцентировал В. Г. Перельмутер — в письме нам: «Дело прошлое, но лет 15–20 назад меня немало забавляли все те конспирологические истории, которыми в „перестроечные“ времена обросла история этого альманаха».

Речь шла о публикациях в советской и эмигрантской периодике. Соответственно, Перельмутер отметил: «Никого не осуждаю. Боже упаси! В конце-то концов, мифотворчество — совершенно законный в литературе жанр (и в ее истории — тоже)».

Он жил тогда в Москве, стал очевидцем. По его словам, «в конце семидесятых, когда собирался этот альманах, о том, что сие происходит, в ЦДЛ, по-моему, не знали разве что мыши да профессионально-глухие официанты. Все ведь делалось вполне открыто. Как и то, что было известно: издавать альманах будет Карл Проффер, по-прежнему то и дело бывавший в Москве (несмотря на то, что уже не была тайной его роль в отъезде и обустройстве „американской“ судьбы Бродского)».

Сложилось тогда впечатление, что составители альманаха и, так сказать, волонтеры, предлагавшие коллегам участвовать в затее, не считают ее даже отчасти рискованной. Уверенность, например, демонстрировал Рейн, друг юности Бродского.

Он в ресторане ЦДЛ подходил к столам, беседовал с поэтами-переводчиками. Автору письма, а также Ю. П. Мориц и А. А. Штейнбергу «предлагал, да что там — уговаривал дать стихи в „Метрополь“, называл — кто уже дал, убеждал, что никаких неприятностей от сего быть не может».

Другие, скажем так, волонтеры, тоже демонстрировали уверенность в успехе. Перельмутер отметил: «И от прозаиков, общавшихся тогда с Аксеновым, слышал подобное. Вроде бы тогда же, за столом, прозвучало, что это будет нечто вроде „Тарусских страниц“, только „лучше“. И, в отличие, скандала никакого не будет».