Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века (Осповат) - страница 77

Очерченный Кантемиром педагогический идеал соответствовал постоянным усилиям русской монархии «внушить дворянству хотя бы какую-то озабоченность состоянием правосудия», описанным в исследовании Р. Уортмана: «В течение целого столетия самодержавие донимало дворян официальными призывами не гнушаться канцелярской службой и утверждало ее достоинство вопреки всякой очевидности». Как точно отмечает Уортман, правосудие теоретически должно было исполнять ту же воспитательную и «дидактическую роль, которая признавалась в XVIII в. за литературой». Изящная словесность – в том числе сатиры самого Сумарокова – постоянно трактовала обязанности судей, и вопросы дворянского образования рассматривались в этой государственно-прагматической перспективе (Уортман 2004, 75–83).

В «Эпистоле I» перечислялись формы освоения родного языка, обоснованные педагогическими теориями и применявшиеся в Сухопутном корпусе для воспитания государственных мужей. В их число входили переводы: кадеты должны были «трактовать немецким, русским, французским слогом, делать переводы в сих языках» (Долгова 2007, 79). Кроме того, Сумароков подробно останавливается на двух речевых жанрах – личном письме и торжественной речи:

В программе обучения кадет фигурировало «письмо и составление писем» (Берк 1997, 228). Локк рекомендовал обучать юношей «писать письма, не требуя того, чтобы в них показывали остроту разума, или излишия учтивости, но научая их изъяснять свои мысли просто, не збивчиво, легко и натурально <…> Писать письма толь великая всякому нужда, что ни один благородный человек избежать того не может, чтобы чрез них не показать своего разума» (Локк 1759, II, 202–203).